С тех пор как началась эта история, он никогда не приходил в ярость. Но сейчас, когда в нем накопилась вся агрессия из-за неслыханных обвинении, превративших его в парию, он решил взорваться. Он всей душой ненавидит Рахиль. Ее проклятую принципиальность. То, как она тебя слушает. Ее убеждение, что ей чуть ли не богом дано различать, что правильно, а что неправильно. А иногда столь ожесточенное нравственное чувство, которое превращает ее в неприятную особу. Зачем еще нужна ее религиозность, если не для милосердия и сочувствия? Как можно не испытывать милосердие по отношению к нему? Как можно не замечать, что с ним делают? Ее мужа постоянно терзают, у него отняли все, даже желание жить, его превратили в паяца. И это при том, что он ничего не сделал. Ничего.

И она, его Рахиль, поверила обвинениям Камиллы. Этой мелкой шлюшки, которая загнала его в угол. Этой чертовой психопатки, которая обращается к своим родителям по-французски, пишет безумные письма, которая развлекается, подчиняя себе взрослых и мучая их.

Вот почему ему необходим такой мастодонт, как Эррера дель Монте. Потому что только он со своей напористостью, умом, хитростью имеет власть разрушить весь этот абсурд, разрубить спутанный клубок лжи. Поэтому он мечтает, что Эррера возьмет головы Камиллы, ее папаши-викинга, а также того ассистента Лео, который использовал его в своих интересах, и всех тех, кто ополчился против него, и размозжит под прессом. Вот торжествующий крик свершившейся мести нашего бедного графа Монте-Кристо. Вот библейская мечта об искуплении Лео Понтекорво. Которая никогда не свершится, если у него на руках не будет денег.

Сейчас он сидит в машине и не может сдвинуться с места, на часах два тридцать, внутри салона работает кондиционер, окна подняты, снаружи страшная жара: завести мотор своего голубого «Ягуара» и тронуться, сначала посмотрев в зеркало заднего вида, — это выше его сил. Он парализован. Ему то жарко, то холодно. Он боится. Он рассержен. Он хочет денег, которые принадлежат ему, но не знает, где они и как их снять со счета.

И в неожиданном припадке патетики он говорил себе, что, в сущности, эти деньги не для него. Нет, не для него, а для чего-то, что выше его. Вот что он скажет непреклонной Рахили, если только найдет мужество обратиться к ней: «Эти деньги нужны не для меня, а для осуществления высшей цели. Для достижения справедливости. Правосудия. То, что ты, дорогая, должна любить так же сильно, как я…» Абстрактные понятия вместе с ласковым обращением к жене заставили его расплакаться.

Так этот сорокавосьмилетний мужчина, отгороженный от мира, подобно рыбе в аквариуме, в красивой удобной и дорогой машине с кондиционером, от которого веет полярным холодком, второй раз за этот длинный день обнаруживает в себе мужество и слабость, чтобы заплакать. Рыдая как сумасшедший, он вдруг замечает, как какой-то ребенок рядом с машиной веселится, наблюдая за ним. Он пытается привести себя в порядок, но, всхлипывая снова, кивает ребенку с нежной улыбкой. И через минуту жалеет о своем жесте. Вспоминает, что он не в том положении, чтобы быть с кем-то нежным, тем более с невинными младенцами.

Машинально и не без параноидального страха он оглядывается вокруг, не видел ли кто, как он улыбнулся ребенку. Шакалы повсюду. Они подстерегают свою добычу. Этот урок он, по крайней мере, усвоил. Что бы ты ни сделал, даже по неведению, — всегда найдется какой-нибудь доброжелатель, который использует это, чтобы уничтожить тебя, чтобы повесить на тебя ответственность за то, чего ты не делал. Вот что узнал Лео Понтекорво о человеческом обществе. Все существуют, чтобы уничтожать друг друга. Мы родились для того, чтобы исчезнуть.

Чем больше он думает о деньгах, которые ему нужны, тем более растет его беспокойство и гнев. «Никакой проблемы, пойду домой и скажу ей об этом прямо: „Я должен заплатить адвокату. Мне нужны мои деньги“. Она не сможет больше игнорировать меня. Ей придется дать мне ответ. Если она скажет да — хорошо. Если она откажет мне, я ей покажу, на что я способен». Эта агрессивная мысль снова успокаивает его.

Он проехал Кассию, две трети пути от центра до дома преодолены, Лео начинает с ужасом представлять, что будет, если она откажет ему.

С другой стороны, она может отказать. Рахиль изменилась. Это уже не прежняя Рахиль, как и мир вокруг перестал быть прежним миром. По крайней мере, ему так кажется. Рахиль стала призраком для него. Или он призраком для Рахили. Не имеет значения. Все равно. Вот именно, не дать ему денег, отказать в помощи — для нее это был бы лучший способ отомстить, а также обозначить всю его незначительность в ее новой жизни.

А если она просто скажет ему: «Я тебе ничего не дам. Запрещаю тебе прикасаться к нашим деньгам»? Или еще хуже — продолжит молчать? Что ему тогда делать? Да ничего! Если бы у него было получше с реакцией, он давно бы поставил ее на место. Безнадежность положения парадоксальным образом действовала на него успокаивающе. Он вернется в полуподвал, где проспал уже несколько недель. Устроится на раскладном диване. Безуспешно попытается уснуть. Подавленный всей этой духотой. Он не придет в отель «Цицерон» с деньгами. И так потеряет последнюю возможность выйти невредимым из этой истории.

Рахиль хочет ему отомстить? Таким способом? Не дав ему защититься? Да, она такая. Он знает ее слишком хорошо. Ее преданность может быть абсолютной, но если ты один раз предал ее, она будет мстить тебе вечно. Тебе ни за что не удастся вернуть ее доверие. Лео знает ее непреклонность. Он восхищается ею. Он любит ее, эту непреклонность. По крайней мере, любил до настоящего момента, так как никогда не был ее жертвой.

Он вспомнил один случай, когда Филиппо было три года и он капризничал, требуя еще один шоколадный батончик, которые он так обожал. Она сказала сыну: «Хорошо, Фили, я тебе дам еще одну порцию полдника, но пообещай маме, что больше ты ее не попросишь». Филиппо кивнул в знак согласия, чтобы заключить договор, который в тот трудный момент ребенку, очевидно, казался разумным. Да, если она даст ему еще один шоколадный батончик, он перестанет хныкать. Если бы только, проглотив свой полдник, Филиппо снова не принялся ныть.