Бронеаэродром шел через ужасную комариную пустошь. Комары везде были, наверно, потому, что недалеко брала начало главная монгольская река Керулен, а может, потому, что недавно прошел дождь, а может, потому, что скоро наступала осень, комары хотели насосаться крови, пока не поздно.

Алеша заснул, продолжая дергать щекой.

Утро началось так.

— Погремушку отдай, — сказал Хрюша. Степашка фальшиво удивился:

— Какую погремушку?

— Отдай, говорю, не то хуже будет!

— Ой-ой-ой! — Степан запищал иронически и вспрыгнул на спинку тетивалиной кровати. Сама-то бабушка спала, еще как, и похрапывала. Комары испугались солнышка и дружно улетели куда-то.

— Ля-ля-ля! Жу-жу-жу! — дразнился сверху Степашка.

Свиньи, между прочим, такие животные, которые не могут поднять головы, как бы ни старались, разве только за волосы себя схватят. Физиологические особенности организма.

— Он наверху? — мрачно спросил Хрюша у пространства. Пространство ответило голосом Фили:

— Наверху.

— А чего делает?

— По кровати прыгает.

— А бабушка?

— Спит.

— Сгони его оттуда, а уж на полу я с ним разберусь. За это дам тебе потом поиграть. Главное у зайца отобрать.

Наверху Степашка гремел погремушкой, дразнился и корчил рожи. Филя залаял на него, Степашка плюнул весьма метко Филе на лысину и засмеялся еще громче.

Филя недавно перенес лишай.

Тетя Валя не просыпалась, усилился только ее храп.

Филя вспрыгнул на кровать — заяц очень ловко перепрыгнул на другую спинку, потом на полочку над изголовьем (там бабушка хранила стакан с замоченными на ночь зубами), оттуда в два прыжка по занавеске на карниз. Гремел там, показывал язык, складывал из ушей фигу.

— Ну, что там происходит? — нетерпеливо спрашивал Хрюша у Фили.

— Ушел, далеко. Мне дотуда не допрыгнуть, — отвечал Филя с досадой.

Хорошая, новая погремушка была предметом тайных вожделений всех бабушкиных игрушек.

— Эх, ну ладно. Каркуша! Хочешь погремушкой поиграть?

Каркуша хотела, да и все прочие тоже. На Степашку началась форменная облава. Каркуша летала вокруг и клевалась, Цап-Царапыч зловеще полз по занавеске и показывал клыки, Филя лаял, Хрюша в нетерпении бегал кругами по полу.

Какие-то маленькие игрушечные инопланетяне кружили вокруг зайца на летающих тарелочках и кричали:

— Кролик, сдавайся!

Прочие помогали чем могли. Степашка прыгал с карниза на трюмо, с трюмо (на минуточку) на пол, потом на зеркало, на иллюминатор, на спинку кровати…

Поднялся невероятный гвалт. К тому же вдруг страшно, с присвистом захрапела бабушка. Звуки носились по каюте и разбивались о надежную стену, выстроенную из бабушкиного храпа. Внутри этой стены бабушка спокойно спала.

Но снаружи-то такой надежной стены не было! И вот проснулись соколицы в соседней каюте.

Потом проснулись капитан, штурман и радист, чьи каюты были подальше.

С трудом пробудились в кубрике моряки, всю ночь напролет читавшие друг другу стихи.

Проснулся и кок Афанасий в камбузе.

Последним проснулся Алеша. А Дэн так и вовсе не спал.

Одним словом, проснулись все на корабле.

Терпели долгое время, пока Маша, наконец, не решилась постучаться в свою бывшую каюту.

Но только она пододвинулась к двери и приготовила костяшки пальцев, как все разом смолкло.

Маша с сожалением постучала себя по лбу (не пропадать же костяшкам) и пошла домой.

До утренних склянок оставалось полчаса.

В тетивалиной же каюте случилось такое.

Степашка, уворачиваясь от зубов Фили, вновь вспрыгнул на полку над изголовьем и опрокинул стакан с бабушкиными зубами прямо на бабушку.

И пока вода из стакана летела свое невеликое расстояние, звери успели забиться под бабушкину кровать и притвориться спящими. Каркуша даже подхватила стакан и поставила его обратно на полку.

Так что когда вода пролилась на бабушку, в секунду оборвав ее храп, ничто уже не шевелилось. Только затихал в воздухе звук погремушки.

Хрюша не кусал Степашку, а Степашка не щипал Хрюшу, хотя под кроватью они оказались вполне на расстоянии укуса или щипка.

Тетя Валя проснулась, привела себя в порядок (вставила зубы, переоделась, накрасила старческие тонкие губы) и вышла вон. Куклы сначала следили за ней из-под свисающего покрывала, потом выглянули из-за двери.

Свинья, на ней собака, на собаке Цап-Царапыч, на нем Каркуша. За Каркушей то и дело появлялась морда любопытствующего прыгающего зайца.