«Осень нынче ранняя, — подумала тётя Маша, глядя на опавшие листья в придорожной канавке. — Бывает, ещё только в октябре тополь лист роняет, а сейчас гляди как осыпается».

Тётя Маша старалась думать о чём-нибудь другом, только не про Алёшу, а он-то и не шёл из головы. Сегодня всю ночь глаз не сомкнула. Нелегко ей было собраться и поехать по адресу, который дали в райсовете.

Перед большим приземистым домом тётя Маша увидела ребят. Она остановилась у калитки, смотрела и никак не могла понять, чем это они заняты. Наконец, присмотревшись, поняла: ребята обвязывали еловыми ветвями маленькие деревца. Некоторые гонялись с ветками друг за дружкой, другие прыгали через бечёвку. Игры было больше, чем работы, но всё-таки несколько яблонь уже стояло в зелёных, мохнатых башмаках.

— Вам кого, тётя?

У калитки стоял мальчик — черноглазый, с широким скуластым лицом — и внимательно её разглядывал.

— Да вот к вам приехала, — ответила тётя Маша.

— К нам? — недоверчиво переспросил мальчуган.

Тётя Маша отворила калитку и вошла. К ней уже спешила воспитательница.

— Здравствуйте! Мне к заведующей, — сказала тётя Маша. Она оглянулась, увидела скамеечку и добавила: — Я посижу.

— Карим, Карим! — закричала воспитательница.

Черноглазый, который встретил тётю Машу у калитки, подбежал к ней.

— Карим, позови Анну Павловну, — сказала воспитательница. Она присела рядом с тётей Машей на скамеечку и спросила с тревогой: — Вам плохо?

— Да что вы, голубчик, устала я немножко, а так ничего, не беспокойтесь. Не молоденькая, вот что…

Тётя Маша размотала на шее тёплый платок, дышать стало легче. Она вздохнула поглубже, и, глядя на неё, вздохнул Карим, который всё ещё не уходил.

— Она к нам приехала, — напомнил он.

— Беги, беги, — повторила воспитательница.

И Карим убежал. Он подпрыгивал, будто скакал на коне, и подхлёстывал сам себя еловой веткой.

Ребятишки оставили яблони, подошли и стали полукругом около скамейки. Они стояли молча, и только некоторые из них тихо перешёптывались. Казалось, что их всех очень касается приезд этой незнакомой седой женщины. Они разглядывали её и внимательно слушали, что она говорит. Но это было не простое, обычное детское любопытство. В их поведении чувствовалось совсем другое: они будто ждали, что тётя Маша скажет им что-то очень важное.

— Идите, ребята, занимайтесь своим делом! — сказала воспитательница.

Но дети молча придвинулись ещё ближе.

— Как же тебя зовут? — спросила тётя Маша девочку, которая стояла ближе других.

— Нина, — ответила девочка. И тут же спросила: — А ты чья?

— Как это — чья? — удивилась тётя Маша. — Вот скоро мальчика к вам привезу.

И вдруг круг расступился.

— А-а!.. — протянул кто-то.

Интерес к тёте сразу пропал. Оказывается, она ничья, просто привезёт новенького.

Ребята снова начали прерванную игру. Они бегали мимо скамейки, даже не взглядывая на тётю Машу.

— Они ведь думали, за ними за кем-нибудь, — пояснила воспитательница. — Понимаете, всё ждут: вдруг найдётся кто-нибудь из родных?

— А разве так бывает?

— Бывает, но редко.

Воспитательница поправила сбившуюся косынку. Она была молодая, краснощёкая и чем-то похожая на кондукторшу — так показалось тёте Маше.

— Им здесь неплохо. Видите, здоровы и кормят сытно, а они — просто удивительно — все про дом любят говорить. «У тебя дома да у меня дома». А дома-то своего не помнят — им же было года три-четыре, даже меньше, когда домов-то у них не стало… Чудаки!

Тётя Маша слушала молча.

— У некоторых даже и фамилий не было, — продолжала рассказывать воспитательница. — Я в войну сюда поступила, так мы сами фамилии им придумывали.

Воспитательница, видно, была из словоохотливых.

— Первое время, знаете, я так переживала, так переживала!

Она встала и, отряхнув с пальто приставшую хвою, закричала:

— Кругликов, не бегай с ветками! Я кому говорю, Кругликов! Вот заведующая.

К тёте Маше подошла спокойная высокая женщина.

— Вы ко мне? — спросила она тётю Машу.

Тётя Маша хотела открыть сумку и достать Алёшины документы, но, взглянув на подошедшую, щёлкнула замком и сказала:

— К вам, хотела поговорить.

— Ну что же, поговорим. Может быть, пойдём в дом? — спросила Анна Павловна.

И они пошли в дом, где жили дети.

— Живём тесновато, — говорила Анна Павловна.

Она шла впереди, открывая то одну, то другую дверь: