— Притворялся? — Вот как у полуживого дракона получается такой величественный вид? Прямо королевская статуя из Лондона.

Дракон молча переводил взгляд с меня на черного приятеля. Винтики-шестеренки в его голове скрипели вовсю. Дергаться он больше не пытался. И вообще усиленно строил из себя ничего не понимающую жертву. «Я, мол, не при делах, о чем речь, братан?» В смысле молчал и глазки таращил.

— Миро, про притворство хотелось бы слышать поподробней.

— Да мне бы тоже! Ну хорошо. Мерки две назад кое-кто сказал, — многозначительный взгляд, — что пусть, мол, бойцы летят дальше сами, а ему, мол, надо срочно отлучиться по острой необходимости.

— Это я еще помню. Дальше.

— Ах дальше… Дальше еще интересней! Кое-кто отряд так и не догнал. В лагерь тоже не вернулся и к Проницающим за «благим напутствием» не обратился. Как ты думаешь, какова была реакция Проницающих на такое пренебрежение?

— Продолжай.

— Правда? Тебе интересно? Отряд прождал еще полмерки и двинулся на розыски, но увы, им было сказано, что рейд отложить нельзя, а если Первое крыло столь вопиюще пренебрегает своим долгом, то в рейде его можно и заменить…

— Вот как?

— Именно.

— И почему тогда мой Главный коготь здесь, а не в рейде?

— А вот это самое интересное. Главному когтю было сказано, что он пока еще не облачен высоким доверием Проницающих и рейд возглавит кое-кто другой. Ну я и полетел тебя искать…

— Судя по тому, как ты внезапно замолчал, моя замена мне не слишком понравится.

— Смотря как наш рейд там встретят. Это Гэйр.

Эй, а про меня они случайно не забыли? Гэйр, Проницающие эти… мне уже надоело бронзового придерживать, картинка какая-то совсем уж дурацкая выходит: лежат на песочке два приятеля, болтают о своем мальчишечьем, а тут я вцепилась, как ревнивая жена.

Черный дернул хвостом.

— Что ж, благодарю. Ситуация слегка проясняется…

— Да что ты говоришь? — В родичах этого дракона явно водятся не ящерицы, а змеи, причем наверняка гадюки — настолько ядовитым стал голос. — Может, теперь их вышность Первое крыло и мне малость прояснит ситуацию? Какого хурмыса ты, наплевав на рейд, залег тут с этой хорошенькой безмозглой самочкой…

— Эй! За базаром следи!

Ну да, это я не выдержала. Можно сказать, по больному ударили.

— Охх!

Что? Я тоже немножко ударила… нечаянно… почти… А чего он?!

Первый раз вижу у дракона абсолютно круглые глаза. Нет, второй. Первый раз они были такие у учителя Беригея, когда милая Маришенька заявила, что собирается срочно снести яйцо.

Бронзовый уставился на меня:

— Так она того… разговаривает?!

— Нет, блин, чирикаю!

Миро обалдело глянул на черного приятеля (тот только крылом шевельнул) и понимающе мурлыкнул:

— Значит, не совсем безмозглая, а? Можно понять, с чего это ты про рейд забыл. Я бы тоже… — и прямо по моему крылу, которым я все еще держала шею этого поганца, скользнула чужая чешуя. Он об меня потерся. Шеей! Ах ты… — Хотя мне больше нравится, когда они помалкивают. Меньше проблем.

Ах ты… Ну тут я и правда разговорилась. Выдала ему тираду секунд на десять. С поминанием «хурмысов», «быбыдрыхов» и других выражений, которые «не должна знать приличная девушка».

— …придурок!

Тишина. Два обалдевших взгляда. Я злобно снимаю с чужой спины крылья и убираю лапы. Обойдется.

— Можно еще раз ту часть, где про быбыдрых? — кротко поинтересовался бронзовый. — Я не понял, при чем тут ствол пальмы.

Тьфу. Кто о чем, а лысый о бантиках. И еще ржут оба, поганцы. Ладно еще бронзовый, а эта черная зараза, можно сказать, только из реанимации, а туда же! Мужики, блин…

— Ты лучше скажи, чем собрался дотравить своего приятеля?

Смех замирает на полузвуке. Веселье как ветром сдуло, и два голоса почти сливаются:

— Дотравить? Это стимулятор, ты что, совсем ду… Стой, как «дотравить»?

— Откуда ты знаешь?

Нет, я шизею от этих Сынов Неба! Ну ладно, за триста — четыреста лет, с тех пор как отбушевали Черные войны и этот континент вроде как оказался в изоляции, можно было забыть прежние законы и традиции и напридумывать всякой дури, но забыть про тервейс? Хотя какой там тервейс, они всего четыре вида пламени знают, про остальные забыли.

Одичали совсем. Или им так эти Проницающие мозги промыли?

— Значит, яд… А ведь я почти догадался.

— Я тоже. Когда очень захотелось пить, а после первых глотков бросило в жар и стало жечь изнутри. Будто лавы глотнул…

— Вот даже как. Драго не вспомнился?

— Вспомнился. Первое, о чем я подумал, когда не смог взлететь с этого лед-его-побери берега, это о нем, о его «болезни». А еще о том, где я так «не словил ветер». Готов поклясться, что не брал ничего ни из чьих крыльев…