Дальше дорога прошла мимо сгоревшего здания, на котором чудом уцелела новая надпись «Полиция», выведенная большими пластмассовыми буквами, закрепленными над местом, где раньше были входные двери. Впереди предстоял затяжной подъем в гору по широкой асфальтированной дороге. Здесь не было сломанных деревьев, только водяной поток, текущий под гусеницы, стремительно сбегал под уклон к речке. По обе стороны дороги лежали широкие газоны, засаженные густыми кустами, которые ветер и ливень не ломали, а только сгибали почти до земли. Монитор водителя и два десантных видеомонитора [18] позволяли видеть все окружающее прекрасно.

БМП миновала разваленную взрывами водонапорную башню, снова проехала через квартал частных домов по улице, заваленной деревьями. Здесь было много разрушений. Видимо, по этому кварталу прошел один из жутких смерчей, разрушил несколько домов полностью и со многих домов снял крыши.

Наконец остался последний подъем на холм. Старший лейтенант Логвинов понял, что маршрут заканчивается. Середина холма была застроена большими двух— и трехэтажными домами из красного кирпича, и каждый двор имел высоченный кирпичный забор, который без лестницы нормальному человеку преодолеть невозможно.

— Туда, — показал мальчишка, — дом с красной крышей. Николай Иванович сказал, что там надежнее всего.

Старший лейтенант Логвинов без труда сориентировался, свернул на боковую улицу, потом еще раз свернул, раздумывая по дороге, как проехать во двор. Может, напрямую, сквозь кирпичный забор, благо боевая машина пехоты на такие подвиги способна? Был еще вариант таранить ворота, но Логвинов, в конце концов, оставил выбор до момента непосредственной близости к объекту, хотя мысленно все же решился на таран, если никого не сможет в ураган из дома вызвать. Однако таранить ничего не пришлось, потому что, оказавшись около нужного забора, Логвинов увидел вырванные ветром створки ворот. БМП резко повернула и въехала во двор. Металлические двери были наглухо закрыты, никто не спешил выйти и поинтересоваться, что нужно во дворе полицейской боевой машине. До крыльца оставалось метров десять, когда старший лейтенант по внутренней связи обратился к старшему прапорщику Шевченко, сидящему на месте оператора-наводчика:

— Иван Иванович, разверните башню. Пушку в дверь. Но не стрелять. Пока…

Башня тут же развернулась. В принципе, стрелять из пушки в дверь — это слишком, вполне достаточно эту дверь из пулемета вышибить, разворотив замки.

Сам Логвинов не видел никого из хозяев. Окна были закрыты металлическими ставнями, и смотрел кто-то в прорези этих ставней или не смотрел, неизвестно. А звук двигателя и лязг гусениц хозяева вполне могли и не услышать. Дождь так молотил по кровле из металлочерепицы, что в доме, наверное, стоял шум, как в вагоне поезда, если не более сильный. Тем не менее, старший лейтенант откинул люк и выбрался прямо под дождь. Ветер во дворе не был таким сильным, как на площади, а ливень не помешал Логвинову перебежать под покоробленный ветром, но уцелевший козырек крыльца. И вообще здесь, внутри двора, за высоким каменным забором, ураган не ощущался таким страшным явлением, как на открытых пространствах поселковой площади. «Чингисхан» гулял по одному ему известному принципу.

Логвинов только поднял кулак, чтобы ударить в дверь, поскольку звонок явно не работал, о чем сообщали поваленные по всей улице столбы линий электропередач, но не успел, потому что дверь стала медленно, преодолевая сопротивление ветра, открываться, но открылась ровно настолько, чтобы выпустить крупного, за сто девяносто сантиметров ростом, мужчину, видимо, дагестанца или представителя какого-то другого народа Северного Кавказа. Мужчина сначала на пушку БМП посмотрел, потом усмехнулся, перевел взгляд на старшего лейтенанта и прокричал:

— Что вы хотели?

— Вы — хозяин? — крикнул в ответ Логвинов.

— Хозяин.

— Мы прячем от урагана детей. Сначала прятали в специально подготовленной траншее, но ее заливает ливнем. Дети промокли и замерзли. Возможно переохлаждение. Решено перевезти детей в крепкие дома. Сможете принять?

— Сколько детей?

— Восемьдесят с чем-то. Кажется, восемьдесят три.

— Примем, разместим. Хоть две сотни. Если есть старые и больные, тоже везите. Поможем. Воды только обязательно привезите, чтобы всех чаем согреть. Газовая плита у нас работает. Напоим. Чаю хватит, а вот воду подавать прекратили, привезите воды. Если дети мокрые, их нужно обязательно согреть. Я врач, — объяснил свою заботливость дагестанец. — Пусть и зубной, тем не менее врач. Ведите детей. Я дверь пока заблокирую.

Длинные фразы кричать было сложно и старшему лейтенанту, и хозяину дома, но если бы они разговаривали на крыльце нормальным голосом, то услышать друг друга не смогли бы. Крыльцо было высокое, и ветер на нем гулял совсем не такой, как во дворе.

Логинов побежал к БМП, чтобы развернуть ее и поставить кормовыми дверьми прямо к крыльцу, а хозяин вернулся в дом. Вскоре дверь снова открылась, и хозяин подложил что-то под нее, чтобы ветром не закрывало.

Детей выгружали так же осторожно, как и загружали. Промокшие, замерзшие, они не улыбались и только смотрели испуганно. Да что про детей говорить, если и взрослые еще не встречались с таким мощным ураганом…

Старший лейтенант Логвинов со старшим прапорщиком Шевченко при помощи подполковника Изжогина и директора школы Николая Ивановича занимались погрузкой и перевозкой детей и пожилых людей в дом врача-дагестанца. Подполковник Устюжанин трижды прошелся по траншее из конца в конец, выставляя «маячки», и проверял с их помощью, с какой скоростью в какой части траншеи прибывает вода. Наиболее быстро она прибывала в противоположном конце. Поселковая площадь имела уклон именно в ту сторону. Экскаваторщик копал траншею строго на равную глубину, как приучен был делать, и потому уклон площади отразился на всех уровнях траншеи, создав и в ней такой же уклон. Утешало то, что третье измерение, произведенное Виталием Владиславовичем, показало или ослабление ливня, или то, что вода сама нашла себе выход. Последнее более вероятно, потому что в траншее были участки с песочным дном, а вода через песок может просачиваться, если найдет себе проход.