Оцепеневший разум Энн наконец понял, что происходит. Она в ужасе стала сопротивляться. Но у Мика была железная хватка, и она не могла освободиться.

— Я выследил тебя не для того, чтобы доставить на Боу-стрит, — сердито проворчал он, когда лошадь пошла легким галопом. — В этом нет никакой выгоды для меня. Один титулованный франт заплатил мне, чтобы я тебя нашел. Я здесь для того, чтобы защитить тебя от закона, поскольку этот джентльмен хочет, чтобы ты осталась жива.

— Защитить меня! — изумилась Энн. — Но я невиновна!

— О, на Боу-стрит этому не поверят без моих показаний, Энни. И потом я обнаружил, что для этого человека ты очень много значишь. Ты станешь моим билетом в роскошную жизнь.

— О ком ты говоришь? — судорожно соображала Энн.

— Это лорд Норбрук. Он прочесал все трущобы в поисках тебя. Но изысканному джентльмену не нравилось рыться в грязи, поэтому он не смог тебя найти. И заплатил мне, чтобы я тебя выследил.

Себастьян? Ищет ее?

— А он... Он знает о борделе, о Мадам Син? — Ну конечно, должен знать, если отыскал Мика. Но зачем Себастьяну нанимать Мика для ее поисков? Он должен знать, что она стала проституткой и в чем ее обвиняют теперь.

Мик наклонился вперед и лизнул щеку Энн. Гнусная пародия на ласку вызвала у нее приступ тошноты.

— Очевидно, он все еще хочет тебя. Считает, что ты захочешь стать его шлюхой в обмен на жизнь.

И Энн поняла. Ей придется делать все, о чем попросит Себастьян, все, что он пожелает, иначе он передаст ее на Боу-стрит, чтобы она несла ответственность за убийство.

Мик пнул лошадь, заставляя ее быстрее шагать по тропинке, которую Энн едва различала в темноте.

— Думаешь о своем фантастическом лорде Норбруке, да? — хрипло рассмеялся он на ухо Энн. — Думаешь, что останешься в живых, ублажая его в постели? Теперь, Энни, ты живешь и умираешь по моему желанию, — прорычал Мик. — Делай, как я говорю, и я позволю тебе выжить. Я отпущу тебя к Норбруку. Наша совместная поездка продлится пару дней, и тебе придется доставлять мне удовольствие. Я хочу узнать, что делает проститутка, когда оказывается в постели с герцогом. Мадам никогда не позволяла мне к тебе приближаться. Она хотела сохранить тебя «в невинности», как она сама говорила, для своих самых богатых клиентов. Теперь и у меня появился шанс попробовать тебя.

Господи, она не сможет это сделать. Когда Мик прикасался к ней, ей казалось, будто это десятки пауков ползают по ее коже. Теперь она знала, что это значит — желать прикосновений мужчины. Прикосновений Девона. Она даже думать не могла о том, чтобы позволить Мику или кузену приблизиться к ней.

— Герцог подарил мне украшения, — солгала Энн.

— Вот и хорошо, Энни. — Мик снова пнул ногами в бока лошади, подгоняя ее идти быстрее. — Это поможет покрыть все мои расходы и неудобства по твоей доставке Норбруку.

— Ты не понял, — в отчаянии сказала Энн. — Из газет герцог узнал о смерти Мадам. Ему стало известно, что меня подозревают в убийстве, поэтому мне пришлось бежать. У меня не было времени прихватить что-нибудь с собой. Мик, эти украшения стоят целого состояния. Гораздо больше, чем тебе заплатит Норбрук. Если поможешь мне вернуться за ними, я тебе их отдам. Я проникну в дом, пока прислуга герцога занята моими поисками. Если отпустишь меня, все эти бриллианты и рубины — твои.

У Энн не было никакого плана. Она понимала только, что пусть лучше Девон отправит ее к судье, чем она станет шлюхой Мика и своего кузена Себастьяна. Она уже столько нагрешила для того, чтобы выжить. Больше так нельзя. Она уже не может делать такие вещи, от которых болит душа и которые потом она будет отчаянно пытаться забыть. На самом деле подобное невозможно забыть. Это будет терзать душу вечно. Точно так, как терзают Девона воспоминания о войне.

Энн молила, чтобы жадность Мика победила, чтобы он развернул лошадь и отвез ее к Девону. Она не знала, что будет делать потом. Отдаст себя на милость Девона? Несколько недель ее преследовал ужас содеянного, но теперь Энн знала, что невиновна. Вот только поверит ли ей герцог?

Мик медлил, очевидно, обдумывал ее слова, потом стал разворачивать лошадь...

В лесу послышался едва различимый, но устойчивый топот копыт. С каждой секундой этот звук становился все громче и отчетливее.

— Черт, — пробормотал Мик. Теперь уже среди деревьев Энн заметила какое-то движение. Она отчетливо слышала топот копыт и крики людей. — Бежать поздно. Смотри не раскрывай рта, — рявкнул Мик. — Запомни, герцог верит, что ты убийца, и захочет увидеть тебя на виселице. Не думай, что он станет спасать тебя, Энни. — Он развернул фыркающую лошадь в сторону приближавшихся всадников.

Вскоре фигуры всадников на лошадях стали отчетливо видны. Энн, нервничая, насчитала шестерых. Четверо работали грумами на конюшне герцога, а в середине группы на своем вороном жеребце восседал Девон. Он был без шапки. Казалось, поверх рубашки и брюк он успел накинуть только шинель. Рядом с ним, одетый гораздо более элегантно, выступал граф Эштон. По его приказу все всадники остановились в нескольких футах от нее с Миком. Два грума и граф подняли пистолеты. У Энн замерло сердце: три черных дула были направлены прямо на нее.

Она почувствовала, как что-то коснулось ее спины и остановилось у головы. Это был пистолет Мика, который он нацелил на графа Эштона. От страха у Энн заколотилось сердце. Девону не стоило приезжать. Он сидел на лошади и полностью полагался на свой слух и подсказки своих людей и Эштона. Неужели он так разозлился на нее за ложь, чувствовал такое отвращение к ее предполагаемому преступлению, что сам приехал убедиться в ее аресте? Энн хотелось немедленно рассказать ему правду.

— Ваша... — начала Энн.