Шрифт:
Несмотря на то, что руки-ноги были целы и не виделось никаких боевых ран, глядеть на него было страшно.
Он смотрел прямо перед собой. Пустыми глазами. Мертвыми.
Я засомневалась, что зашла в ту самую дверь. А потом рассмеялась.
Нездоровый смех все душил меня, не давая вдохнуть. Я согнулась пополам, даже обхватила руками живот. И хохотала как обезумевшая. Присела на пол - усевшись на икры, голову уронила на руки, и все не могла остановиться. Когда отпустил последний спазм, по лицу гладом текли слезы. Я, все еще улыбаясь, размазала их по щекам и посмотрела на пленника.
– Ну здравствуй!
– страха больше не было. Ни ужаса ни жути. Ничего.
Мне было легко как никогда. Я находилась в самом уютном месте.
В пыточной Мастера, где узником был мой насильник.
Глава восемнадцатая.
– Сколько зим, а?
– очень тихо сказал эльф. Голос слабый, хриплый.
– И не говори. Ни одной, - я все так же сидела перед ним, и задрав голову, смотрела в мертвые глаза. Поза не казалась мне унизительной. Не в том состоянии находился эльф, чтоб смотреть свысока.
Он просто потух. Если раньше - в пещерах, глаза светились предвкушением, то сейчас они были воистину мертвыми, по-другому не скажешь.
Видно нелегко далось ему поражение.
– Живая?
– взгляд переместился, сейчас он смотрел мне в глаза, но так и не зажегся.
– Живу и здравствую, - кивнула в ответ.
Странно было видеть его таким. Жалким и побежденным.
– А вот по тебе не скажешь. Как ощущения?
– я откровенно злорадствовала.
– Сама как думаешь?
– он опустил глаза и попытался улыбнуться. Вышел оскал.
– Думаю, что есть боги на свете. Справедливость, чтоб ее. Придется тебе потерпеть. Я же терпела, - села поудобнее, подперла щеку рукой, а с эльфа глаз не сводила. Не сказать, что любовалась, но те ощущения свои описать не берусь. Смешалось все, переплелось. После последних событий на многие вещи я стала смотреть иначе. Облегчения душевного явные страдания эльфа не принесли. И это злило.
– Терплю, ничего другого не остается, - он прикрыл веки, не давая увидеть свою боль.
– Зачем звал?
– вопрос был так себе, ясно, что правду не скажет. Ищи теперь подоплеку.
– Соскучился, - попытался фыркнуть, но воздух вышел со свистом. Пересушенные губы потрескались.
– Тебя поцеловать, что ли? Чтоб подумать было о чем?
– я сама удивилась язвительности, с которой высказалась. А потом легко поднялась, подошла к нему, поднялась на носочки и поцеловала. До губ не достала, получилось куда-то в подбородок.
Эльф дернулся. Странно, раньше ему мои губы нравились. Даже очень. Я улыбнулась своим мыслям и обратилась к остроухому:
– Ну так я пойду? Не скучай, - развернулась и пошла.
– Постой, - выдохнул эльф.
Я в досаде обернулась - не терпелось убраться отсюда и подумать. Он молчал. Что сказать хотел, осталось только гадать. Встреча получилась идиотская. Эльф заперт в моем подвале - неподвижно, страшно. Казалось бы - радуйся, но нет. После замешательства и легкой, едва уловимой удовлетворенности, от мысли, что все в жизни возвращается, я почувствовала... досаду?
Стоит ли говорить, что поспать не получилось? Я прислушивалась к каждому шороху, пугалась шума волн, и бесконечно копалась в себе. Дура, лучше бы спать легла.
Утром снова пошла к нему.
Он стоял в той же позе - вытянувшись. Глаза прикрыты, даже не заметил, как вошла.
– С добрым утром, - буркнула я, давая понять, что не только он себя паршиво чувствует.
Настроение было гадким, а еще было понятно, что попала я капитально - Мастер голову оторвет, потом на место прикрутит, и оторвет еще разок. Плюс к тому, после полуночного самокопания болела голова. И ладно бы додумалась до путного. А так...
Эльф открыл глаза и мутно глянул. Потом облизал пересохшие губы и хрипло шепнул:
– Сплю?
– Это вряд ли.
Поставила корзину на пол, откинула крышку и вынула бутылку с водой. Подошла к нему и ткнула пальцем под ребро.
– Открывай рот.
Эльф посмотрел с недоумением, но послушался.
– Учить надо? Пьешь по капле, глотаешь медленно, - потом стала его поить.
Он закашлялся. Надрывно, громко. Потом посмотрел почти с ненавистью.
Этот взгляд я проигнорировала. Ненавидит? Это уж кто кого. Лично я - больше.
– Удивлен, - видно было, что говорить ему тяжко. Обезвоженный организм, изголодавшийся по глюкозе мозг - никакой энергии, только боль.