— Я смогу идти,— заверил он ее.— Лучше поскорее убраться отсюда. Там, за стенами города, должно быть, уже светает. Сказать по правде, я сыт Ксухотлом по горло. Оно и к лучшему, что эти люди извели сами себя. Мне не нужны их драгоценности. Наверняка на них лежит заклятие древних.

— На свете и без их камней всего полно — нам хватит,— ответила она, вставая рядом,— гибкая, стройная и… такая соблазнительная.

Как и тогда, на скале, его глаза зажглись огнем, но на этот раз, сжатая в мощных объятиях, она не стала вырываться.

— До побережья путь неблизкий,— наконец сказала девушка, неохотно отводя свои губы от жарких губ Конана.

— Что с того? — Огромный варвар рассмеялся.— Вдвоем нам все под силу. Еще до того, как настанет сезон и стигийцы откроют свои порты для торговли, мы ступим с тобой на палубу корабля. А вот потом мы всем покажем, что значит настоящая морская охота!

Меня разбудил глухой рокот барабана. Лежа среди кустов, послуживших мне укрытием, я высматривал источник звуков, столь обманчивых в этом дремучем лесу. Раздавались они где-то далеко, в непосредственной близости заросли безмолвствовали. Надо мной сплелись, создав плотную крышу, ежевика и вьюны, а выше заслоняла небо мрачная арка из ветвей деревьев-гигантов. Через этот лиственный свод не проглядывала ни единая звездочка. Не было в небе и луны, ночь выдалась черная, как ненависть ведьмы.

Что ж, тем лучше для меня. Если я не вижу своих врагов, то и они меня не заметят.

Однако сквозь ночь кралась зловещая барабанная дробь. Бум-бум-бум… Размеренные, монотонные звуки, будто безымянное лесное чудище посвящало кого-то в свои нечестивые тайны. Ошибиться было невозможно: это боевой барабан пиктов, по нему бьют ладони раскрашенного дикаря из свирепого племени, что обитает в дебрях за границей Западной Марки.

За этой границей находился и я, разведчик-одиночка. Прятался в ежевике посреди громадного леса, где едва ли не от первого рассвета Времен неистовствовали обнаженные исчадия ада.

Наконец удалось понять: барабан находится на западе, и вряд ли очень далеко. Я поспешил затянуть потуже пояс, обремененный ножом и боевым топориком в шитых бисером чехлах, надел тетиву на увесистый лук и проверил, не сорвался ли с левого бедра колчан; в кромешной мгле пришлось все это делать на ощупь. После чего я выполз из кустов и осторожно двинулся на звуки.

Не верилось, что барабан гремит из-за меня. Если я обнаружен людьми леса — не далекий рокот стал бы тому подтверждением, а нечаянный удар ножа в горло. Но раз уж я проник в пиктскую чащобу, нельзя не замечать тайные знаки, нельзя не ломать голову над их грозным смыслом. Быть может, они пророчат беду для белокожих чужаков, чьи разбросанные по вырубкам хижины грозят здешней вековой глуши. Быть может, они сулят пожары и пытки, и ночной звездопад огненных стрел, и кровавый топор, гуляющий по черепам взрослых и детей.

Так и шел я в кромешной темноте девственного леса, пробирался ощупью среди огромных колод, временами опускался на четвереньки. То и дело какая-нибудь ползучая тварь подворачивалась под руку или даже касалась лица, и тогда сердце мое уходило в пятки. В этих зарослях водились большущие змеи, они любили, обвив хвостом ветку, свешиваться над тропой в ожидании добычи. Но те, кого я искал, были опаснее самой хитрой и самой ядовитой змеи. Их барабан теперь говорил громче, вынуждая меня удвоить, утроить чуткость.

И вот я заметил красный сполох меж деревьев, услышал дикарские голоса, что сливались с рыком барабана.

Чем бы ни занимались варвары на черной прогалине, какие бы богомерзкие ритуалы ни вершили, они наверняка расставили вокруг сторожей. А пикт может подолгу стоять недвижим и неслышим, и не отличишь его от деревьев в ночном лесу, пока не метнется к твоему сердцу сталь. Я весь покрылся мурашками, ожидая встречи с кем-нибудь из этих грозных часовых, но сделать ничего не мог, разве что держать перед собой нож в вытянутой руке. Ободряла лишь одна мысль: даже пикт не заметит крадущегося человека среди такой густой растительности в такую облачную ночь.

Вновь передо мной появился свет костра, на его фоне мелькали черные силуэты, будто демоны возле красного адского пламени. Прокравшись меж тесно стоящими кустами тамариска, я увидел в черной кайме зарослей широкую поляну и движущиеся на ней тела.

Там было сорок-пятьдесят пиктов, в одних лишь набедренных повязках, в чудовищной раскраске. Они сидели широким полукругом, спиной ко мне, и смотрели на огонь. Клан ястреба, или онаяга, судя по перьям в густых черных гривах. Посреди поляны стоял грубый алтарь из уложенных друг на друга валунов, и при виде его я вновь похолодел от страха. Ведь я уже видел такие алтари, сплошь покрытые копотью и засохшей кровью. Правда, еще ни разу зверские обряды пиктов не отправлялись на моих глазах, но доводилось слышать рассказы тех, кто побывал в их стране пленником или, как я сейчас, лазутчиком.