Финская война показала, что благодаря проводимой индустриализации технический потенциал вооруженных сил намного превосходил умение командиров управлять войсками в ходе боевых действий, находить эффективные способы взаимодействия между различными родами войск. Военачальники всех уровней, от Генштаба до командующих армиями и командиров батальонов, свое неумение воевать стремились компенсировать тем, что многократно тупо бросали солдат в бой. На совещании- начальствующего состава РККА в ЦК ВКП(б) 14—17 апреля 1940 года по итогам войны с Финляндией (Сталин высидел от начала до конца все 4 дня, внимательно вслушиваясь в выступления участников боев и постоянно подавая уточняющие реплики, вторгаясь в выступления командиров) вскрылись случаи потрясающего непрофессионализма командиров. Так, начальник Разведупра Генштаба И. Проскуров рассказал о том, как работники Генштаба убеждали его в том, что командованию 7-й армии совсем не обязательно знать, что происходит в полосе 8-й армии. А начальник Управления снабжения РККА А. Хрулев рассказал Сталину, отвечая на уточняющий его вопрос, о том, что Генштаб не знал численности действующей армии в течение всей войны и не знает и сейчас. Так, расхождения в цифрах численности солдат у Хрулева и маршала Тимошенко составили 200 тысяч человек. И я, сказал Хрулев, поворачиваясь на трибуне к Сталину, и сегодня не знаю, кто из нас прав, я или Тимошенко. Сталин на: совещании с изумлением узнал, что в РККА до сего дня нет дисциплинарного устава {160} , а командиры во взаимоотношениях с солдатами руководствуются собственными соображениями.

Разговор на совещании шел предельно откровенный. Участники войны, от командиров полков до командующих родами войск, вдохновленные присутствием Сталина и его неподдельным желанием узнать правду о войне, переставали бояться Ворошилова, Тимошенко, руководителей Генштаба и, что называется, резали правду-матку в глаза. Никто не думал о том, что за правду его тут же объявят врагом народа. За плечами каждого из них была кровь их подчиненных, пролитая очень часто по дурости и непрофессионализму вышестоящих командиров, от комкора-2 Мерецкова и выше.

В 1960-е годы у меня лично было несколько бесед с участниками той войны. Меня поражало, с какой горечью, а часто и с непреходящим возмущением и даже яростью рассказывали они о тех событиях. Многие из них и в 1960-е годы говорили мне, что в финской войне было сплошное предательство командиров, посылавших солдат на бессмысленную смерть, только бы выслужиться перед вышестоящим начальством. А ведь большинство из моих собеседников потом прошли и Великую Отечественную, и та Великая война у них такого неприятия, как финская, не вызывала.

Неправленая стенограмма этого совещания была опубликована сравнительно недавно. Впечатление она производит неизгладимое. Некоторые журналисты, отличающиеся поверхностным подходом к нашей истории того периода, пытающиеся, как правило, выдать желаемое за действительное, комментируют эту стенограмму таким образом, что Сталин, дескать, не извлек ничего позитивного для страны и для себя из этого обмена опытом и не сделал для себя никаких выводов {161} . Мягко выражаясь, это, конечно, неправда. Во-первых, именно Сталин приказал это совещание собрать. Ворошилов был против. «Первый маршал» понимал, что провал в этой позорной войне был целиком на его совести. И когда после этого совещания Сталин на заседании Политбюро сказал, что «нам придется согласиться с перемещением товарища Ворошилова с поста наркома обороны, иначе международные круги нас не поймут, подумают, что мы не извлекли уроков из этой войны». Такое решение генсека никого не удивило.

Правда, заметим попутно, менять-то на посту наркома пришлось шило на мыло: назначенный на место Ворошилова С. Тимошенко, которому Сталин тут же присвоил звание маршала Советского Союза, был немногим лучше Ворошилова. Как отмечает К. Залесский, командуя на втором этапе финской войны Северо-Западным фронтом, Тимошенко, «несмотря на огромное преимущество, не смог разбить противника, хотя и оттеснил его в глубь территории Финляндии». Сменив 7 мая 1940 года Ворошилова на посту наркома обороны, Тимошенко, выполняя указания Сталина, ускорил процесс перевооружения армии, подготовки новых кадров, вернулся к идее формирования танковых корпусов, расформированных Ворошиловым, и т.д. Но в целом К. Залесский справедливо замечает, что «во время Великой Отечественной войны Тимошенко, как и другие крупнейшие военачальники старой закалки, продемонстрировал полную некомпетентность в военных вопросах и был вынужден уступить первые роли более талантливым Г. Жукову, К. Рокоссовскому и другим» {162} .

Сталин взял слово в конце этого совещания. Его речь имела решающее значение в дальнейшем реформировании и реорганизации РККА. Генсек впервые со всей ясностью заявил, что РККА страдает застарелой болезнью, не приступив к лечению которой Советский Союз неизбежно проиграет грядущую войну, которую, судя по всему, Запад для СССР готовит.

Вследствие огромной важности этой речи, а также и по той причине, что до сих пор никто еще не подвергал ее глубокому анализу, приведу важнейшие выдержки.

«Я хотел бы, товарищи, коснуться некоторых вопросов, которые либо не были задеты в речах, либо были задеты, но не были достаточно освещены». — Такими словами начал генсек свое выступление. Кратко обрисовав политические причины, в силу которых СССР был вынужден объявить Финляндии войну, далее Сталин подробно остановился на освещении вопросов, которые, как он подчеркнул, «специально касаются Красной Армии».

«Что же особенно помешало нашим войскам приспособиться к условиям войны в Финляндии? — бросил он в замерший в напряженном внимании зал и продолжил. — Мне кажется, что им особенно помешала созданная предыдущая кампания психологии в войсках и командном составе — шапками закидаем. Нам страшно повредила польская кампания, она избаловала нас. Писались целые статьи и говорились речи, что наша Красная Армия непобедимая, что нет ей равной <…>. С этим хвастовством надо раз навсегда покончить. Надо вдолбить нашим людям, начиная с командного состава и кончая рядовым, что война — это игра с некоторыми неизвестными, что там, в войне, могут быть и поражения. И поэтому надо учиться не только как наступать, но и отступать <…>.

Что мешало нашей армии быстро, на ходу, перестроиться и приспособиться к условиям, не к прогулке подготовиться, а к серьезной войне? <…>.

Помешали, по-моему, культ традиций и опыта Гражданской войны. Как у нас расценивали комсостав: а ты участвовал в Гражданской войне? Нет, не участвовал. Пошел вон. А тот участвовал? Участвовал. Давай его сюда, у него большой опыт и прочее.

Я должен сказать, конечно, опыт Гражданской войны очень ценен, традиции Гражданской войны тоже ценны, но они совершенно недостаточны. Вот именно культ традиций и опыта Гражданской войны, с которым надо покончить, он и помешал нашему командному составу сразу перестроиться на новый лад, на рельсы современной войны <…>.