Морганатические браки случались и раньше. В 1869 г. король Италии Виктор Эммануил II женился на своей любовнице, Розе Верселлане, и сделал ее графиней Мирафиори; царь Александр II взял в жены княгиню Екатерину Долгорукую спустя месяц после смерти своей жены в 1880 г. В 1891 г. во время нахождения Великого князя Михаила Михайловича в Англии был заключен морганатический брак с Софьей фон Меренберг. Подобное случалось и среди Габсбургов. В 1829 г. эрцгерцог Иоганн женился на Анне Плёхль, дочери почтмейстера, а эрцгерцог Генрих — на певице Франца Иосифа и сделал ее баронессой.

Но как верно заметил один историк, морганатический брак «расценивался немногим больше чем смертный грех. Простые принцессы, которые при ином раскладе могли считать себя удачливыми, если просто могли найти мужа, — становились королевами. Брак вне пределов золотого частокола королевского двора считался катастрофой». Даже сама мысль о подобном была невозможной для будущего императора. В конце концов Франц Иосиф дал своему племяннику год на то, чтобы тот взвесил все вероятные последствия. Решение императора было негласным, но кристально ясным. Франц Фердинанд не имел права пойти на морганатический брак и оставить трон без наследника. Если он выбирал Софию — он терял свое место в Императорском доме, титул эрцгерцога, доходы и свою страну.

Эрцгерцог не собирался сдаваться так легко. Он не хотел оставлять Софию, как не хотел и отказываться от своего места наследника престола. Непостижимое и божественное провидение сделало его наследником: отказаться от него было подобно тому, как оспорить саму Божью мудрость. Поэтому он выбирал и Софию, и трон. Любопытный разговор, в котором видна вся решимость эрцгерцога, состоялся у него с Айзенменгером. Беспокоясь о своей болезни и желая быть уверенным в том, что он достаточно здоров для того, чтобы жениться, и не передаст своей болезни будущим детям, он загнал доктора в угол и потребовал его заверений. Затем, не называя имени Софии, он признался врачу: «Я наконец-то нашел женщину, которую я полюбил и которая идеально подходит для меня. А они создают теперь непреодолимые трудности из-за пустякового дефекта в ее генеалогическом древе. Однако я это преодолею».

«Пустяковый дефект». Но он не казался таким ни императору, ни обергофмейстеру принца Альфреда де Монтенуово, ни лорду верховному камергеру двора Франца Иосифа. Ирония состояла в том, что сам Монтенуово появился на свет в результате морганатического союза. Его бабушка, эрцгерцогиня Мария-Луиза Австрийская, вышла замуж за Наполеона после того, как тот развелся с императрицей Жозефиной; когда бывший французский император был сослан на остров Святой Елены, Мария-Луиза осталась в Европе, в объятиях камергера графа Адама Нейпперга, и, находясь еще в законном браке с Наполеоном, родила внебрачных сына и дочку. После смерти императора она вступила с Нейппергом в морганатический союз и получила от императора Австрии разрешение для своих детей на новый графский титул — Монтенуово. Один из этих детей, принц Вильгельм, приходился Францу Иосифу двоюродным братом, и у него был сорокапятилетний сын Альфред, который был сейчас управляющим Императорским двором в Вене.

Человек с гордым ястребиным аристократическим профилем, Альфред Монтенуово никогда не забывал, что он был правнуком австрийского императора; он никогда не мог забыть, что его отец появился на свет в результате любовного приключения и неравного брака. Он ответил этому комплексу неполноценности тем, что стал главным снобом страны, человеком, даже более исключительным, чем Габсбурги, в своем социальном окружении, и фигурой, жестко настаивающей на твердом соблюдении всех традиций и норм придворного этикета. Он испытывал гордость и удовлетворение, зная, как его не любят и презирают. Фаворитка Франца Иосифа Катарина Шратт ненавидела его, как и младшая дочь императора Мария Валерия, наряду со многими другими членами королевской семьи. Придворные ненавидели его, слуги находили его заносчивым, а в обществе его боялись. Монтенуово был таким снобом, что, даже несмотря на его брак с известной графиней Франциской Кински (дальней родственницей Софии), его огромное состояние и великолепный Венский дворец, он продолжал жить как скряга, никого у себя не принимая и оставаясь вне австрийского аристократического общества.

Теперь с благословения императора Монтенуово сочинил письмо к Софии. Он начал его с попытки очаровать ее, льстиво рассказывая о том, что он прекрасно понимал, как было бы несладко эрцгерцогу в жизни, если бы она покинула его. Как лояльная подданная императора она, конечно же, понимала, что морганатический брак повредит престижу императорского трона. Такой союз мог бы повредить эрцгерцогу и ввергнуть страну в хаос, и все это только ради удовлетворения собственных стремлений. Разве она не видела невозможность такого варианта? И сейчас было бы правильнее забыть о романтике и освободить эрцгерцога от данного им обещания, поставив благо страны выше личного счастья.

Это первое письмо Монтенуово было достаточно вежливым, но он предпринял и ряд негласных шагов, которые могли гарантировать ему успех. Он также использовал и запугивание, обратившись к семье Софии с просьбой не поддерживать этот брак; ее брат Вольфганг мог бы считать свою дальнейшую карьеру на государственной службе чрезвычайно затруднительной, если этот брак состоится. «Так поступать бесчестно! — взорвался эрцгерцог, когда узнал об этих угрозах. — Я понимаю, когда воздействуют на меня, но не вмешивайте в это мою невесту!»

Когда из этого ничего не вышло, Монтенуово повел себя совсем некрасиво. Он стал говорить о том, что София просто простолюдинка и авантюристка, которая осознанно околдовала эрцгерцога, чтобы в один прекрасный день стать императрицей Австрии. Эрцгерцог едва смог сдержать свою ярость, видя, как чернят имя Софии. Графиня — интриганка, изворотливая и коварная, и мещанка от рождения, обладающая скверным характером, не могла вступить в брак с Габсбургом. Объединив свои силы с Изабеллой, он распространял дикие слухи о богемской графине. Они шептали, что она недостойна выйти замуж за эрцгерцога, так как уже разделяла свою постель с другими, и кто знает, сколько других мужчин получили удовольствие от ее милостей? Вскоре вся столица гудела от историй, одна некрасивее другой.