Шрифт:
Заместителем директора вместо Джонни назначили Андрея. Он согласился взять эту должность временно: задумал уехать с отцом на Украину. Сергей Петрович собирался уехать еще зимой, но заболел и отложил поездку до лета.
Как и Джонни, Андрей старался не встречаться с Львом. И тот и другой его ненавидели.
Виктор и Лена твердо решили осенью покинуть Верхнереченск и сидели над книгами — готовились к экзаменам в университет.
Баранов только что передал Льву нерадостные вести: в Двориках Ольга Сторожева застала Селиверста с ломом около трактора.
Кулаки трусят и предпочитают действовать в одиночку. В селе на Баранова начали посматривать косо.
Распад совершался на глазах Льва. Кто-то невидимый наступал, окружал, давил, хватал за глотку.
Была в этом какая-то последовательность, неотвратимость, неизбежность. Много он затевал — и почти все, почти все проваливалось! Два спущенных состава… Боже мой! Каждый день в Верхнереченск приходят десятки составов! Украденные планы? Их восстановили. Камнева опутал? Но Камнева вышибут из губплана. Привез с собой сачок для ловли бабочек… А кого поймал? Мелочь, дрянь.
Вот он, Лев, и сотни других, подчиненных Апостолу людей, вредят, пакостят, устраивают диверсии, крадут секретные материалы… А страна стоит, подобно скале среди бушующего моря, и удары волн, и злобное их шипение — что ей?
…Апостол говорит, что разведчик не имеет права и не должен рассуждать. Ну, это дудки! Я тебе отдал свое тело, Апостол, и свои руки, и свой мозг, потому что я знаю, что все, что есть в этой стране, — не для меня, и все, что будет построено, — не для меня… Но жизнь свою и душу свою я тебе, Апостол, не отдам, нет! Душа и жизнь Льва Кагардэ принадлежат ему, одному ему. Он имеет право наедине с собой думать так, как ему хочется, и делать такие выводы, какие необходимо сделать. Вот так, господин Апостол, и пошли вы к… — Лев смачно выругался. Снова потянулись в больной голове неотвязные, тяжелые мысли. — Вот мы тут хлопочем, суетимся, и вы, господин Апостол, суетитесь и думаете повалить скалу… А в Москве, господин Апостол, в это самое время господа большевики работают над пятилетним планом. В пустыне ведут Турксиб, туда устремляются тысячи людей, там делается что-то непонятное, называемое энтузиазмом.
На Днепре строят станцию Днепрогэс.
В Царицыне будут делать тракторы, в Луганске — паровозы, здесь — вагоны…
Мы стреляем в их полпредов, бросаем бомбы, поднимаем кулаков, печатаем листовки, клевещем, обманываем, а они строят, разоблачают и давят нас… топчут нас…
Лев вскочил С кровати: голова разрывалась на части. Он не мог больше вынести этого потока мыслей. Он бегал по комнате, бил кулаком в стены.
Лев открыл форточку, но вместе со свежим воздухом в комнату ворвался грохот. Лев выглянул в окно: по Холодной улице везли бетономешалки, экскаваторы, какие-то другие странные машины. Они подпрыгивали на комковатой земле, дребезжали, их было бесконечно много. Лев захлопнул форточку, бросился снова в кровать, сунул голову под подушку, но и сквозь нее он слышал, как идут машины…
В затхлую жизнь Верхнереченска ворвался сквозняк. Шли дни, ветер становился все стремительней — он продувал город, весь привычный медлительный уклад его жизни.
Началось вроде бы с пустяков — люди пришли в недостроенные дома близ станции, выгнали оттуда бездомных собак; галки, мирно ладившие с четвероногими обитателями зданий, улетели искать других убежищ.
Начали достраивать дома.
Верхнереченцы сочинили несколько анекдотов по этому случаю; они с улыбкой вспоминали о том, что суетня около незаконченных построек начинается чуть ли не в десятый раз. Находились и раньше умники, выгоняли галок и собак, а через неделю и галки и псы возвращались на старое место.
— Пустая затея, — говорили горожане, — опять бросят!
Но прошла неделя, и еще одна, и начиналась третья, а около домов становилось все шумнее.
Однажды по городу проехал обоз с кирпичом, и обыватели, высыпав за ворота, заговаривали с крестьянами, сопровождавшими подводы.
— Уж не покровские ли?
В Покровском народ издавна занимался выделкой кирпича.
— Оттуда.
— Опять за дело взялись?
— Опять! Огромадный заказ получили!
— И все в город?
— А куда же?
— Это, значит, не врут насчет новых заводов?
— Выходит вроде так.
— Скажи пожалуйста!
Мужики шли рядом с лошадьми, презрительно рассматривали разрушенные стены, заборы.
— Чинить надо дома-то! — кричали подводчики обывателям. — Срамота глядеть, как вы облупились.
— Да где же взять-то чего?
— Как где? Да сделай милость — мы мигом!
Потом к обозам привыкли; они теперь шли и днем и ночью. В город возили песок, известь, бревна.
Через несколько недель после того, как начали достраивать дома, на Окладную улицу пришли землекопы и начали делать насыпь для железнодорожной ветки, которая должна была соединить город с лесом.
Сергея Ивановича часто видели среди землекопов. Он торопил десятников, ссорился с прорабами, браковал работу, заставлял переделывать.
На заводе «Светлотруд» — он должен был вот-вот начать работать — Сергей Иванович появлялся несколько раз на дню — туда его тянула затея Антона Антоновича Богатова.