Около нее суетилось множество людей. Вода била по железу, шипела, пенилась.

— Прицепляй паровоз! — приказал Сторожев. — Живо!

Паровоз звякнул буферами и остановился. Из будки машиниста выскочил Карнаухов. Увидев обожженного Сергея Ивановича, он подскочил к нему.

— Здорово обжегся?

— Здорово!

Паровоз, рявкнув, тронулся с места. Цистерны были спасены.

Пожар через несколько минут ликвидировали — сгорело два вагона. Остальные удалось отстоять.

Сергей Иванович поговорил о чем-то с Алексеем Силычем, который командовал около состава, и направился на территорию завода. Демонстранты были на месте — никто не ушел, все ждали конца митинга, все знали, что закладка должна состояться.

Когда Сергей Иванович взошел на трибуну и снова поднял кирпич, люди запели «Интернационал».

Сергей Иванович снял шапку. Трубы оркестров подхватили гимн. Люди пели, освещенные колеблющимся желтоватым светом; лица их были суровы — песня звучала как клятва.

Когда все смолкло, Сергей Иванович сказал:

— Никто нам не помешает, ничья подлая рука не остановит нашу решимость строить жизнь по Ленину…

И ближние ряды демонстрантов услышали чавканье цемента — кирпич был положен на место.

Оркестры заиграли туш, загремело «ура».

Оно катилось по территории завода, замирало и снова катилось через площадь.

На территории завода, когда ее покинули демонстранты, остались Сергей Иванович, председатель городского Совета и еще несколько человек.

— И в городе света нет? — спросил Сергей Иванович. — Странно! Товарищи инженеры, что вы об этом скажете? Две машины в одну и ту же секунду выбыли из строя.

— Ничего не понимаю, — ответил небритый, мрачный человек в фуражке инженера. — Черт его знает, в чем дело. Нелепая история. Дня на четыре канитель.

К группе разговаривающих подошел Антон Антонович.

— Товарищ Сторожев, — сказал Антон Антонович, — это на вредительство похоже.

— Ну, ну, только не перегибать палку, — сказал Сергей Иванович. — Так вы говорите, — снова обратился он к небритому инженеру, — раньше как через четыре дня ничего нельзя сделать?

— Так точно! — по-военному ответил небритый.

— Это невозможно! — сказал Сергей Иванович. — Это немыслимо! А если дать на площадку ток с других машин?

— Останутся без тока торфоразработки и город. И «Светлотруд» придется остановить. Нет, раньше четырех дней не исправить.

— Что он говорит? — спросил Антон Антонович. — Это про какие такие четыре дня?

— Вот товарищ утверждает, что машины можно пустить только через четыре дня. Четыре дня депо будет стоять. И на этой территории — кончай работу.

— А не много ли? — спросил Антон Антонович. — Что так густо — четыре дня?

Инженер насмешливо улыбнулся.

— Если вы можете раньше сделать — в добрый час.

— И сделаем! — закричал Антон Антонович. — Подумаешь! Семен!

— Здесь.

— Павел Доронин дома?

— Видать, дома.

— Крой к нему, пускай соберет свою бригаду. А я со «Светлотруда» своих притащу. Поди-ка ты — четыре дня! — ворчал Антон Антонович.

— Желаю удачи! — буркнул инженер.

— Я бы попросил вас пойти с этими рабочими на электростанцию, — сказал Сергей Иванович. — Я очень прошу.

Тот пожал плечами.

— Пожалуйста! Но никаких гарантий…

— Конечно. Я вас прошу!

Сергей Иванович пожал ему руку. Инженер ушел вместе с Антоном Антоновичем.

С вокзального холма Сергей Иванович увидел шествие комсомольцев. Поток факельных огней заливал Коммунистическую улицу. Пламя скакало, переливалось, дрожало, огненная река медленно стекала по склону холма в город, который был погружен во тьму.

Сергей Иванович сел в машину, съездил домой, переоделся, забинтовал обожженную руку и поехал на торжественное заседание в городской театр.