— Нет, — хрипло сказал генерал-полковник. — Я хочу знать все.

— Во дворе нашей комендатуры на Советской улице стоит виселица, эччеленца. Я сам видел труп повешенного старика. Он повешен якобы за связь с партизанами. Это, конечно, ложь: ему было восемьдесят лет. В городском саду около театра я видел трупы двух замученных девушек. На рыночной площади еще несколько дней назад висели три повешенных юноши — их обвинили в том, что до нашего вступления в город они работали на тракторном заводе и делали танки. Мне рассказывали люди, в честности которых я не могу сомневаться, что вся дорога к Ново-Алексеевке, куда гнали мирных советских людей, устлана их трупами. Их расстреливали только за то, что они хотели отдохнуть…

— Это ужасно, Адам!

— Да, эччеленца, и мы будем отвечать за Гиммлера, за Кейтеля, за все зверства комендантов и групп СД.

Долгое, угрюмое молчание. Слышны были лишь шаги часового во дворе. Снег похрустывал под его сапогами. Генерал-полковник встал. Голова его раскалывалась. Слишком много узнал он за этот день. «Узнал, но не увидел, — мелькнула мысль. — Я должен видеть это, — сказал он себе. — Своими глазами… Я обязан перед своей совестью видеть то, что видел Адам и тысячи других людей». — Он обернулся к Адаму. — Сделайте одолжение, найдите кого-нибудь из русских, не из военнопленных, а простого русского человека, который бы сам видел то, что видели вы. И приведите его сюда.

— Слушаюсь, эччеленца! — Адам понятия не имел, зачем командующему понадобился русский человек, но от вопросов предпочел воздержаться.

— Идите. И попросите ко мне Шмидта.

— Да, эччеленца.

Шмидт пришел злой: он еще не успел позавтракать.

— Садитесь, — прозвучал властный голос. — И прошу отвечать без всяких там психологических этюдов.

Шмидт с ужасом подумал, что его роль в штабе армии раскрыта. Командующий вызывал коменданта. Тому, разумеется, известна вся агентура СС и гестапо в армии. Он пытался выудить у коменданта, зачем его вызвал командующий. Тот разводил руками. Как на иголках сидел Шмидт у себя, пока командующий разговаривал с штандартенфюрером СС.

— Я всегда готов отвечать на любые ваши вопросы, — напыщенно проговорил Шмидт. — При чем тут психологические этюды?

— Вам известно, что на территории, занятой армией, или на той, что была занята до окружения, действуют оперативные группы полиции безопасности?

— Так точно, господин генерал-полковник. Вернее, не оперативная группа, потому что она огромна и сфера ее действий — армейская группа фельдмаршала Вейхса, а оперативная команда.

— Вы знакомы с ее задачами? — спросил генерал-полковник.

— Разумеется. Ликвидация всех лиц, угрожающих безопасности рейха и чистоте германской расы. Группы были направлены в армейские соединения, а команды во все армии, как только мы покинули границы рейха, господин генерал-полковник. Делалось это в порядке соглашения между начальником верховного главнокомандования фельдмаршалом Кейтелем, рейсхфюрером СС Гиммлером и начальником оперативного управления генерального штаба генералом Хойзингером.

— Кейтель и Хойзингер подписали соглашение об уничтожении целых наций?

— Бог мой, но вы сами подписали приказ о назначении связного между командованием армии и эйзацкоманде.

— Я?

— Могу принести приказ.

Генерал-полковник помолчал. «Ах, вот как! Значит, есть документы?»

— Когда я подписал приказ?

— При вступлении в эту область.

— Этого не могло быть!

— Тем не менее, — усмехнулся Шмидт, — вы его подписали. Быть может, вы не вникли в суть дела и подписали механически. Возможно, ваши мысли в тот момент действовали в ином направлении. Но факт остается фактом. Что делать, господин генерал-полковник. Все мы связаны одной веревочкой и все понесем ответственность…

— …понесем ответственность, — повторил генерал-полковник…

— …поэтому-то я вчера и сказал вам: германские генералы не имеют права сдаваться в плен большевикам.

— Да, да, конечно.

— Кроме того, господин генерал-полковник, русской разведке отлично известно, кто именно в германском генеральном штабе разрабатывал план нападения на Россию. Равным образом они знают, что автор плана и тот, кто привел свою армию, куда еще никогда не ступала нога германского солдата, — одно лицо. И это лицо — вы!

Последние слова Шмидта прозвучали подобно выстрелу из пистолета.

— Я понимаю это, Шмидт, — устало сказал генерал-полковник. — Простите, еще одну минуту. Приказываю распустить эйзацкоманде, а людей ее послать рыть траншеи.

— Это уже сделано. Поскольку у них иссякли возможности деятельности…

— То есть они ликвидировали всех, хотите вы сказать?

— … Мы нашли целесообразным занять людей команды другими работами.

— Хорошо. Прошу немедленно найти тот приказ и прислать мне. Сейчас же. Без промедления. Идите.