Местность просматривалась шагов на пять, не больше. От серой мути слезились глаза и першило в горле. Вокруг беспорядочно громоздились камни, ошмётки деревьев и жалкие куски сетки. Его удивило, что в такой темени он умудряется что-то видеть.

«Свет яркой Луны рассеивается в тумане?»

Влажные от крови пальцы нащупали что-то длинное и гладкое, с огромным набалдашником на конце. «Кнехт. Вывалился из породы с оползнем…»

Покрепче ухватив занозу кнехта, Леонид встал на ноги и выпрямился.

Он попытался сделать шаг и едва не упал: ноги вязли в месиве битого щебня, с трудом находя опору. Опираясь на кнехт, как на костыль, Лёня присел, не решаясь двигаться дальше.

Саднили колени и плечи, кололо в боку. А ещё удивил ветерок на лице, запахи свежего грунта и шорохи, которые слышались будто со стороны, а не из динамиков гарнитуры. Лукашев ощупал неровные края разбитого шлема и зажмурился от ослепительного после плотных сумерек света.

«Ну, наконец-то! Кто-то додумался воспользоваться фарами автомобилей!»

Он повернулся спиной к свету и открыл глаза.

«Лучше бы не открывал!»

Сеток не было. Склон попросту съехал, прихватив с собой заграждение, прожекторы и дорогу. В лучах света курилась пыль, сдуваемая ветром в долину.

Не увидев опор, Лёня приободрился: «Может, меня унесло далеко вниз, и только поэтому я не вижу сеток?» Идея понравилась, но если его унесло в долину, то откуда автомобильные фары?

Сильно щурясь, Лукашев присмотрелся к лучам и понял, что к знакомой ему технике освещение не имело отношения: в облаках пыли зеленоватый свет шёл витиеватым зигзагом, а не прямой линией, как ему предписывалось законами природы. Только сейчас Лёня осознал, что оказался на вражеской территории. Фактически он нарушил приказ – Штаб категорически запретил посещение зоны отчуждения. Человечество наблюдало, но не вмешивалось. Жизнь человека ценилась выше самых фантастических открытий.

Предчувствие опасности напомнило о рое.

Лёня ужаснулся. Он вдруг понял, что совершенно беззащитен перед надвигающейся смертью. Шлем разбит, а навстречу летят миллиарды прожорливых тварей, встреча с которыми и в обычных условиях не сулит ничего доброго, а теперь, после Золотой Сферы… Усилием воли Леонид заставил воображение работать во спасение, а не давить психику устрашающими фантазиями.

Он осмотрелся в поисках укрытия.

В куцых пределах видимости ничего обнадёживающего не наблюдалось. Следовало немедленно решить: испытывать судьбу, отправляясь на поиски убежища, или закопаться под камень, переждать ночь и только с рассветом решать, куда двигаться.

«Но ведь я знаю, куда двигаться, – рассердился на себя Леонид, – мне нужно в гору, наверх!» Но, покрутив головой, убедился, что понять, где «низ», а где горы, оказалось не так-то просто. Если верить глазам, то «низ» шёл от ног вправо, а слева просматривался очевидный подъём. Но чувства говорили другое: затылок будто тянуло назад, Лёне приходилось наклоняться вперёд, чтобы держать равновесие.

– Нужно ждать рассвета, – сделал вывод Лукашев.

Перехватив удобнее кнехт, он воспользовался его острым концом, как чизелем, с каждым взмахом всё глубже углубляя траншею. В исцарапанных до крови ладонях кнехт скользил, но дело понемногу двигалось: через минуту в образовавшуюся нишу Лёня уже мог улечься.

Тогда он принялся громоздить битые камни поверх брустверов, а когда высота насыпей показалась достаточной, намотал обрывок сетки поверх разбитого шлема, ничком улёгся в нишу и обрушил на себя камни, стараясь побольше насыпать на голову. С трудом переместив руки под живот, ещё несколько минут крутился, закапываясь в грунт, как скат на дне моря.

«Это ненадого, – успокаивал себя Леонид. – Ирина сказала, что восход через три часа. А было начало шестого. Всё замечательно! Полежу, соберусь с силами…»

«Замечательно?» Это было явным преувеличением. Острые углы камня, казалось, дырявили кожу даже сквозь ткань скафандра. Обрушенный сверху грунт с каждой минутой становился всё тяжелее, обжимая голову и шею. Кроме того, понемногу становилось жарко, ручейки пота в нескольких местах щекотали тело.

«Кажется, перестарался, – признался себе Лукашев. – Я тут и часа не продержусь».

Далёкий гул отвлёк от сомнений, а когда гул перерос в рёв, Лёня восхитился своей предусмотрительностью. Теперь его беспокоило совсем другое: достаточно ли глубоко он закопался? «Твари чувствуют кровь! – в отчаянии думал Леонид. – У меня руки исцарапаны, они найдут меня!»

Все силы уходили на то, чтобы заставить себя лежать неподвижно. Хотелось вскочить и побежать. Что-то коротко прошипело и громыхнуло. Через секунду ударило ещё раз. А потом ещё и ещё. Канонада приближалась, но, к удивлению Леонида, грунт оставался неподвижным: его не трясло и не подбрасывало.

«Ракеты земля-воздух? С кем там товарищи воюют? Не могли же насекомые, пролетев сквозь Сферу, превратиться в видимые для радаров мишени?»

А потом всё стихло. И грохот, и рёв. Неподалеку что-то потрескивало и шкворчало, в ноздри забирался сладковатый запах горелого масла. Но и запахи, и звуки казались мирными, домашними. Острая кромка камня больше не беспокоила. На голову если и давило, то терпимо.