Шрифт:
Было ли божество покровителем неведомых ремесел или же кровожадным тираном, требовавшим от паствы младенцев?
Судя по хищной улыбке, острым зубам, часть из которых откололась, Лотт был склонен поставить на последнее. Волосы божка были заплетены во множество кос, концы которых напоминали головы ящериц. На внушительном животе покоились неведомо когда оставленные венки цветов. Корневища деревьев уже вгрызлись в камень, опутали гибкими лозами руки и ноги. Из пупка торчал молодой побег с бледными листьями, похожими на наконечники стрел. Малахитовый толстяк, разинув пасть, склонился над жертвенником, словно собирался вот-вот приступить к поеданию принесенных ему даров.
– Иногда мне кажется, что каждый человек в этих землях поклоняется своему богу, - проворчал Лотт. Заметив скрытый до этого проем в камнях, он, прихрамывая, двинулся наружу.
– Служители одних с радостью сожгли бы меня на костре. Другие недавно едва не отрезали язык. Не знаю, как ты, а я сыт небожителями по горло.
– Я бы не стала этого делать, - сказала ему Кэт.
Лотт только отмахнулся и стал откидывать в сторону ветки, отчасти закрывавшие выход. Похоже, древний храм Мертвого Царства с годами просел, провалившись под землю. Лотт собирался подняться на поверхность, когда желтоглазая резко одернула его. Он хотел двинуть кулаком по нахальному личику, но Кэт прижала к его рту узкую ладошку и шикнула.
Со стороны выхода раздался стон и шарканье. Словно нечто огромное продвигалось по лесу, неповоротливое, грузное. Ломающее слабые деревья, выдирающее их с корнями, чтобы протиснуться дальше в чащу.
Кэт бросилась к жертвеннику, вытащила из ниши, под правой ногой божка переметную суму. Желтоглазая выудила из недр мешка черствый хлебец, немного солонины и бросила их в котел.
Несмотря на то, что костер еле тлел, бронза тут же накалилась докрасна. Из жертвенника повалил пар и небольшой дымок. Тонкие струйки всосались в зев малахитового изваяния так, будто оно действительно их впитало.
"В божке есть отдушина, выводящая дым наружу? Нас же легко найдут по нему".
Лотт спешно прикрыл лаз лапником и отошел как можно дальше оттуда.
Он догадывался, кто находился снаружи. Молох искал беглецов, желая угодить своему господину и устранить нежеланных свидетелей.
Существо над ними ревело и вырывало деревья с корнями. Потолок осыпался струпьями штукатурки и эмали. Минуло долгое время, прежде чем все опять стихло. Но, ни Лотт, ни Кэт так и не решились выйти наружу.
Только когда едва заметный свет забрезжил сквозь забор из сосновых веток, Кэт рискнула покинуть убежище.
Некоторое время они молчали. Кэт пошла в чащу и вскоре принесла немного странной темно-красной коры и каких-то грибов.
Выбирать не приходилось, и они поели тем, что ниспослали им боги этого места. Кэт со вздохом вспоминала давешний пир и пироги с творогом и маком. Лотт давился наполовину сырыми, наполовину пережаренными грибами и старался не думать о том, что будет, окажись они несъедобными.
– Думаешь, это идол нас вчера защитил?
Они собрали валежник и сложили его внутри храма.
Как оказалось, Лотт провалялся в беспамятстве остаток ночи и весь день после этого. Кэт нашла его в какой-то яме, и некоторое время тащила на себе, пока не выбилась из сил. Ей повезло - она наткнулась на руины древней цивилизации именно в тот момент, когда тварь взяла их след.
Глядя на хрупкую желтоглазую, Лотт слабо верил, что она могла его куда-то тащить, но не стал придираться.
В ту же ночь Кэт рискнула зажечь костер под алтарем. Она готовила ужин в чане, когда пришел Молох. Чудовище буйствовало и выло, но так и не сумело найти укрывшихся от него беглецов. Конечно же, жертвенник поглотил ужин, но Кэт это не расстроило.
– Почему бы и нет.
– Церковь Крови за поклонение лжебогам сжигает на костре.
– Я лишь разделила с ним нашу еду, а малахитовый истукан предоставил мне за это свой кров и защиту. Покорившие-ветер никому не поклоняются. Да и, по-моему, он лучше, чем многие другие боги.
Кэт сделала ему компресс из трав, припрятанных в ее сумке. Нога почти не болела, но Лотт все еще не мог полностью опираться на нее во время ходьбы. Когда Кэт растирала ему стопу, разминая ушибленные места, Лотт словил себя на мысли, что уже не в первый раз думает о желтоглазой не как о чахоточном выродке из Дальноводья. Кэт не один раз спасала его шкуру от виселицы и, волей-неволей, он проникся к ней некоторой симпатией, даже несмотря на взбалмошный характер. Но вот зачем она все еще с ним, когда могла бы преспокойно умыкнуть лошадей, оставив одного еще в Комарах? Генрих Штальс, конечно же, казнил бы его, оставив болтаться на первом же крепком суку. Лотт смотрел на нее и не мог придумать ответ.