Уходя следом за братом, Лотт кидает прощальный взгляд на Беатрис. Девушка уже у печи, поглядывает то на него, то на Сторма, и чему-то улыбается.

В этот момент Лотт понимает, что она дороже ему, чем родная кровь.

В конюшне оседланная и взнузданная лошадь. Люди князя ждут только его. Лотт натягивает хауберк и думает, что от исхода похода будет зависеть судьба дальнейшей службы. Он будет хорошим оруженосцем. Лучшим. Он заслужит свои шпоры и после похода получит Беатрис.

Проезжая мимо рассосавшегося, втянувшегося в щели замкового подворья люда, Лотт вспоминает запах Беатрис. Сахар и мука еще никогда не были так желанны, как сегодня.

***

Лотт почувствовал боль в суставах и понял, что еще жив. Сознание возвращалось к нему медленно. Накатывало словно волны во время прилива. Кэт неистово тормошила его за ворот куртки, прижимала холодные ладошки к щекам.

Во рту пересохло и вместо членораздельной речи он смог только захрипеть и жестом попросить желтоглазую прекратить.

– Ты испугал меня, - прошептала покорившая-ветер.

– Ммм?

– Грохнулся на пол как девица, увидавшая крысу.

– Ничего не помню. Вода есть?

Кэт печально покачала головой.

– Все вещи остались в сумках, притороченных к лошадям. Бедная Пегушка небось вся изволновалась без нас.

– Она в лучшем положении, чем мы, - Лотт прочистил горло и огляделся.

Они все еще в дворцовой кухне. Квази сидела на корточках, свесив голову вниз.

– Что с колдуньей?

– Не знаю, бледная как смерть и дышит рывками. Лотт, ей становится хуже.

Кэт хотела сказать еще что-то, но промолчала. Отвернулась, скрывая лицо. Лотт хорошо узнал покорившую-ветер за то время, что они провели вместе. Кэт волновалась не только за неверную. Наверняка он выглядит не лучше.

Голова налилась свинцом, руки дрожали, перед глазами распухали яркие цветы.

– Мы для тебя обуза, - начал Лотт, но Кэт только отмахнулась.

– Не говори такого. Мы команда. Я не брошу вас этим подонкам. Только... не ври мне больше.

Лотт устало кивнул. Кэт легко приходила в ярость, но так же легко остывала. Любая другая давно махнула бы на него рукой, но не покорившая-ветер.

"Она с тобой только ради Дара" - ядовито прозвучало в голове.
– "Хочет с твоей помощью очистить Дальноводье от скверны. Будешь ручной зверушкой у чахоточных".

Усилием воли он отбросил подлые мысли.

Встал. Пошатываясь, будто пьяный, подошел к нише в стене.

– Поднимемся по желобу, возможно, там будет проход в одну из башен. А оттуда сможем спуститься по вырезанной в скале лестнице.

Он лез первым. Казалось, подъем длится вечность. Перед Лоттом проносились образы из мертвого прошлого. Череда лиц кружила в безумном хороводе. Он и половины из них не помнил.

Сапоги заскользили по камням. Чтобы не упасть он ухватился за веревку. Бечевка, закрепленная на лебедке, все еще оставалась крепкой. Механизм, не смазывающийся веками, громко скрипнул.

– Пожри меня падальщик, - выругался Лотт.

Звук в гнетущей тишине показался особенно гулким. Наконец, он увидел выход. Ухватившись руками за выступ, Лотт подтянулся и выкарабкался из тесного туннеля. Бегло осмотрелся.

Королевская опочивальня. Гнилая кровать сложилась пополам. Деревянную труху укрыл погребальным саваном балдахин. В ткани, когда-то поистине царской, угадывались очертания огненной птицы. На полу ошметки тряпок. Видимо, мародеры дрались за право носить королевские наряды. Везде следы разбоя, битая посуда и обломки мебели. Пустые стены ободраны. Лишь кое-где виднелись куски из белой глазури. Династия Фениксов приказала сотворить для себя фарфоровую комнату. Хотел бы Лотт увидеть, какой она была прежде.

Горло сдавил спазм. Лотт согнулся пополам. Его вырвало остатками скудного ужина из сухарей.

"Святой Агапит, избави от болезней, Святой Себастьян, придай мне сил".

Он хотел помолиться всем святым, но к глотке подступила очередная порция полупереваренной пищи.

– Лотт, помоги.

Кэт уже рядом, желтоглазая выглядела озабоченно, протягивая ему конец веревки. Покорившая-ветер уперлась ногами в остатки фарфоровой штукатурки. И обмотала старую бечевку около локтя.

– Квази не сможет подняться. Мы втянем ее сюда. На счет три. И раз. И два. И...

Лотт и не думал, что худенькая неверная может быть такой тяжелой. Они тянули молча, а проклятый механизм будто назло с каждым движением скрипел все сильнее.

Когда Лотт увидел измученное лицо чародейки только и мог что вздохнуть с облегчением. Руки горели огнем. Он посмотрел на ладони и увидел широкие ссадины на коже. Волоски распустившегося каната угнездились в царапинах, словно черви, пожирающие воспаленную плоть.

Непреодолимым валом накатила тошнота.

– Идут, - крикнула Кэт, когда он выхаркивал остатки еды. Казалось, вот-вот наружу вылезет и пустой желудок.
– Не успели.