Гонец подошел к Кайлу Шэнсоу, чуть подрагивающими руками протягивая письмо, скрепленное восковой печатью. Кайл сломал медведя из сургуча и вчитался в строки.

– А почему бы и нет, - пожал плечами сир Шэл.
– К тому же, в данной ситуации решать уж точно не вам, благородный и немного косолапый сир Кайл.

Лорд Шэнсвуда даже не заметил колкости. Он перечитывал письмо, и лицо его выражало неподдельный ужас. Томас не представлял, что в этом мире способно ввергнуть могучего воина в такое состояние.

– Сир Томас, - обратился к лорду Кэнсли Шэл Кальм.
– Я сожалею о вашей утрате. Я уважал Стэша за его храбрость. За то, что он не побоялся открыто заявить то, о чем думали многие из нас. Поверьте, я скорблю не меньше вашего. Но сейчас будет лучше, если Железная Вольница останется у меня. Грядут перемены.

Второй человек говорит ему о переменах. Томас взглянул на леди Берри. Древняя сова не показывала виду, шамкала беззубым ртом, пытаясь разжевать кусок шпигованной свинины. Картина мира усложнилась. Эвиция заранее просчитала, как будут разворачиваться события. Использовать смерть брата, чтобы отвести рати Вольницы подальше, на задворки империи. Исключить их из сложной партии. Кальменголд и Беррислэнд. И все происходит именно тогда, когда умирает старик Деструджо, а новый гэллиот отбывает в столицу для совершения интронизации. Заговор? С какой целью? Неужели это настолько важно, что Эвиция снизошла до беседы с тем, кто позволил ее дочери умереть? Что ты задумала, древняя сова?

– Это сказали тебе трехгрудые женушки, заглянув в гремучий котелок?
– Генрих Сулроуд поглаживал шерсть волчьей шкуры.

– Томас, - Шэл смотрел только на него, не обращая внимания на других, - решать вам.

– Томас, - леди Берри мучительно проглотила так и не разжеванный кусок. Неловко помолчала.
– Сделайте правильный выбор.

А есть ли он у меня, старая склочница? Ты приходишь спустя столько лет и говоришь мне словно несмышленому ребенку, как и что нужно сделать. Это не достойно рода Кэнсли.

А что достойно?

Он задумался. Что будет справедливо по отношению ко всем лордам?

– Мы проголосуем, - процедил он.
– За кем останется большинство голосов, тот получит Вольницу.

Кайл Шэнсоу поднялся, со скрипом отодвинул кресло и, не говоря ни слова, покинул зал собрания.

– В кои-то веки я с ним согласен, - бросил Генрих Сулроуд и присоединился к лорду Шэнсвудскому.

За ними последовали Нойлен Уоллштайн, обнимающий плачущую жену, Жеан Фарслоу и раздосадованный Дрэд Моргот с сыновьями.

Оставшиеся вяло отдавали голоса за сира Томаса. Леди Берри и леди Лизен присоединились к Шэлу Кальму. Гарольд Коэн заплетающимся языком отдал голос за Кальменголд, но сир Томас сильно сомневался, что лорд Коэншира соображает, что говорит.

Томас видел разочарование во впалых глазах мудрой совы. Опять его упрямство вошло в конфликт с ее рациональностью и победило. Правильно ли он поступил? Томас не мог ответить на этот вопрос, зато знал ответ на другой. Он поступил по чести.

Лорды покидали залу собраний и разбредались по замковым покоям - кто в опочивальню, кто подышать свежим воздухом.

Его тронули за плечо. Обернувшись, он встретился взглядом со спутницей Шэла Кальма. Женщина откинула капюшон, показывая миру красивые ухоженные волосы, приколотые осиновой заколкой на имперский манер.

– Мы можем поговорить наедине?

Он кивнул. Женщина повела его в темный закуток донжона, подальше от любопытных ушей. Вечер темным плащом окутал крепостные стены. Стражники зажигали факела. На круговых башнях отражались их искаженные фигуры. Тени-чудовища крались во тьме.

– Почему вы не доверились леди Берри, сир Томас?
– спросила незнакомка.

Он узнал мелодичное наречие Святых Земель.

– Кто вы?

– Я та, кто желает вам добра. И та, кто желает гибели архигэллиоту.

Опасные слова. Скажи она их не тому человеку, наказание было бы намного хуже тех, что присуждались чернокнижникам.

– Можете звать меня Затворницей.

– Не люблю, когда темнят. Меня пытаются втянуть в заговор, не сообщая подробностей. Если хотите, чтобы я вам верил, вы должны доверять мне. Ваше имя?

Она минуту раздумывала, затем решилась. Из-под плаща появилась увесистая пачка перчаток, сшитая цепью. Женщина поддела ее наперстком, похожим на те, что используют швеи. Только этот заканчивался коготком. Очень острым коготком, предназначенным пускать другим кровь. Сир Томас никогда раньше не видел подобного металла. В отблесках факелов он переливался всеми цветами радуги.

– Валентина Дель Дио. Таково имя, данное мне при рождении. Сир Томас, Церковь перестала быть щитом от греха, так как грешники и есть Церковь. Они ее плоть от плоти. Вы знаете, не можете не знать.

Он знал. Святой престол шатался. Из года в год краеугольный камень веры истачивался. Червоточины поражали города чаще, чем столетие назад. Церковники жгли ведьм и закрывали глаза на собственные бесчинства. В монастырях больше не учили грамоте. А темные люди вредят не меньше злых.

Выжила бы его жена, если бы он доверился Эвиции? Проявил характер, откинул предрассудки? Лучше не знать.