Шрифт:
Его не раз подмывало бросить все и уехать в Бостон. Но поступить так было бы малодушием: ведь он решил эти две недели провести у Эдны, чтобы узнать, как нужно кормить Линни и как ее положено укладывать спать, какие мультфильмы она любит, чего боится… Короче — чтобы учиться быть отцом.
До сих пор он считал Линни покладистой девочкой — но, как выяснилось, она могла быть очень упрямой. Не любила зеленый горошек, зато помидоры утаскивала прямо из кулька — поэтому их надо было, принеся из магазина, сразу обдавать горячей водой. Не хотела мыться, если на бортике ванны не стояли два разноцветных утенка. И засыпала не сразу — звала, просила попить или заявляла, что под кроватью скребется медведь…
Да еще Эдна… Вот когда она вовсю развернулась с попреками! Хорошо хоть при ребенке затыкалась — не хотела подрывать «авторитет отца».
Так что, когда позвонила секретарша Трента и пригласила его на вечеринку, Филипп обрадовался возможности немного отдохнуть и от Эдны, и от бесконечного «Тирли-линь — пинь — пинь-ти-ти-ти!»
Вечеринка была организована с присущим Тренту размахом.
На въезде в поместье стояли два «Санта Клауса» в красных костюмах. Подъехав, Филипп назвал свою фамилию и получил золоченую карточку с номером столика, за которым ему предстояло сидеть.
Деревья вдоль подъездной аллеи были густо увиты гирляндами цветных лампочек, а на лужайке перед входом в дом стояла «рождественская композиция» — упряжка северных оленей раза в полтора больше настоящих. Олени мотали головами, их шкуры искрились голубыми огоньками, а глаза и носы вспыхивали красным.
Едва он остановился, к машине подскочил паренек-парковщик, наряженный гномом, сказал: «Вам сюда, сэ-эр!» и указал на ведущую ко входу красно-желтую ковровую дорожку, похожую на обрывок штанов гигантского Арлекина.
Амелию Филипп увидел сразу, едва вошел в холл. В тот же миг и она заметила его и понеслась к нему с таким сияющим видом, словно он ее любимый родственник.
— Приветик! — протянула руку, будто для поцелуя.
— Здравствуй. — Руку он пожал, целовать не стал.
На ней было золотое платье — длинное, облегающее от подмышек до щиколоток и оставляющее открытыми плечи; на шее — ожерелье из блестящих висюлек, похожее на сосновую ветку с золотой хвоей. Филипп и прежде обращал внимание, что она не обвешивает себя сверх меры украшениями, серьги же вообще никогда не носит.
— А я все гадала, удастся Кристине до тебя добраться, придешь ты или нет! Ты по телефону не отвечал.
— Эти дни я у сестры был, в Спрингфилде.
— Дай потом номер! Я по тебе здорово соскучилась, — Амелия хихикнула. — Даже поругаться не с кем было! Манри, как я рада вас видеть! — она сорвалась с места и устремилась к вошедшей в холл новой паре гостей.
Вокруг мелькали веселые незнакомые лица. Это Филиппа вполне устраивало — болтать «ни о чем» не хотелось, выслушивать от кого-нибудь запоздалые соболезнования по поводу Линнет тем более.
Он прошелся по обвешанным гирляндами комнатам, полюбовался на огромную елку, украшенную гранеными хрустальными колокольчиками и шарами; попросил в баре белое вино и вышел с бокалом на балкон. Отсюда просматривалась подъездная дорожка и голубые олени перед входом. Было тихо, как бывает лишь зимой, когда свежевыпавший снег словно поглощает звуки. Лишь порой снизу слышался приглушенный шелест шин, хлопок двери машины и повторяющиеся «Сюда, сэр!» или «Прошу вас, мэм!».
Амелия выскользнула на балкон, веселая и разрумянившаяся, тоже с бокалом в руке.
— Ах, вот ты где! Ты за каким столом сидишь — за восьмым?! А я за первым, с папой. После ужина ты должен со мной потанцевать!
— Ты же знаешь…
— Ты что, забыл — хозяйке дома отказывать не положено!
— Иди в дом, простудишься! Ты же сверху вся голая!
— Снизу тоже! — беззастенчиво хихикнула она. — Под это платье белье не полагается надевать, только чулки на подвязках. Вот пообещаешь, что потанцуешь — сразу уйду!
— Потанцую.
— Три раза!
— Ладно, три, вымогательница! — рассмеялся Филипп.
— То-то же! — хихикнула она, убегая.
Следующий раз Амелия объявилась в конце ужина. Филипп как раз думал, не взять ли к кофе кусочек орехового безе, когда она побарабанила его пальцами по плечу.
— Тук-тук! Ну ты что — еще не кончил?! Мы же танцевать собирались!
Не просить же прилюдно хозяйку дома, чтобы она пошла прогуляться и дала ему спокойно допить кофе! Поэтому он сделал последний глоток и встал.