Мы уже подчеркивали, что нормативные представления, являющиеся результатом познавательной деятельности человека, инте-риоризируясь, становятся своеобразной естественной установкой. Они воплощают представления человека о мире, позволяют классифицировать и оценивать новые объекты с опорой на жизненный опыт. Важная часть этих представлений может быть описана формулами «так бывает» (норма) – «так не бывает» (не-норма):

Господь знает, скольких скрипачей я слышал в своей жизни, но когда он начал играть, я подумал: что-то ненормальное, наверное, подзвученная скрипка. Так не бывает, наверное, сонаризированная (С. Спивакова, ruscorpora); Один из воинов проткнул ему грудь копьем. Потекла кровь и вода – это была лимфа из предсердия. Так бывает при разрыве сердца, а в особенности в зной при солнечном ударе (Ю. Домбровский, ruscorpora); Зубы у Мироеда были белые, крупные, частые и острые. У людей таких не бывает, да и не у всякого зверя встретишь (М. Успенский, ruscorpora).

Нормативные представления как знания о том, как бывает, а как – нет, являются для жанров некой рациональной, информативной основой, при этом акцент на обычном или невероятном во многом определяет жанровую специфику. Рассмотрим это утверждение на примере сначала художественных, а затем повседневных речевых жанров.

Художественная литература по определению представляет читателю вымысел, и ее возможности в этом отношении практически безграничны. Однако предлагаемый вымысел может иметь большее или меньшее сходство с действительностью или, иначе, в большей или меньшей степени соответствовать нормативным представлениям, существующим в сознании носителя языка. Рассмотренные в этом аспекте литературные жанры также обнаруживают различия в том, соответствует ли их типовое содержание нормативным представлениям. Очевидно, мы вновь обнаружим континуум нормативных / ненормативных явлений, в котором будут обнаружены и яркие девиации, и максимальная нормативность.

Избирая принцип классификации жанров, считаем возможным обратиться к опыту О. О. Борискиной и А. А. Кретова [23]. Для нас в концепции этих лингвистов важны следующие моменты. Во-первых, авторы предлагают рассматривать национальное языковое сознание, выявляя скрытые смыслы, формирующие криптоклассы – скрытые языковые категории (термин криптокласс (криптотип) предложен Б. Уор-фом [171] и встречается в [25; 64; 141] и др.). Значение нормы, несмотря на возможную эксплицитность выражения, в большом числе случаев остается неосознаваемым и специально не вербализуемым. Отметим в этой связи, что семантическая категория может быть квалифицирована как грамматический криптокласс, если имеет грамматический характер ее косвенного отражения [25, с. 30]. Анализируя семантическую категорию нормы, мы отмечали эту закономерность, что позволяет нам считать исследования криптоклассов родственными, близкими по духу. Во-вторых, авторы включают понятие криптокласса в исследование языковой категоризации действительности, указывая на взаимодействие когнитивных и языковых факторов. Эта идея близка нашей гипотезе о роли нормативных представлений в процессе категоризации. В-третьих, О. О. Борискина и А. А. Кретов предпринимают интересную попытку содержательной классификации словосочетаний, в основе которой лежит такой критерий, как соответствие содержания представлениям носителей языка о мире; одним из базовых понятий классификации является понятие нормы. Установленная идеологическая близость подходов, как нам кажется, дает возможность распространить предложенную классификацию на литературные жанры. Если представления о мироустройстве классифицировать как нормативные представления, то с учетом соответствия содержания жанра знаниям носителя языка о мире, можно выделить:

– жанры нормальные, содержание которых отражает представления носителя языка о связях и законах окружающей действительности (это, например, реалистические роман, повесть, рассказ и др.);

– жанры субнормальные (тропеические), содержание которых отражает древнейшие представления о действительности (таковы волшебные сказки);

– жанры аномальные, содержание которых не совпадает с представлениями носителя языка об окружающем мире, но воплощает представления о возможных мирах (жанры фантастики).

Таким образом, мы получили прогнозируемый континуум, включающий явления с различной степенью нормативности / ненорматив-ности. Наиболее правдоподобные по своему содержанию произведения составляют эталон нормальности, которая ослабевает и в жанрах аномальных сменяется явной девиацией.

Для речевых жанров провести столь буквальное членение невозможно. Большинство жанров повседневной коммуникации могут содержать неверные сведения, но они почти всегда правдоподобны. Иными словами, для жанров повседневного общения принципиальным критерием оценки содержания является не правдоподобие, а правдивость, достоверность. Исключения составляют жанры, представляющие результаты народного творчества, которые можно определить как околохудожественные: анекдоты, былички, черный юмор и т. п. Подобные жанры, как и литературные, построены именно на вымысле, как вымысел они и воспринимаются. Тексты, представляющие эти жанры, можно отнести и к субнормальным (они часто содержат отголоски мифологических представлений), и к аномальным, отражающим некие параллельные миры (см. анекдоты типа Летели Гуси-лебеди. А на встречу им Воробьи-пингвины и Соловьи-страусы [18] ; Поймал старик золотую рыбку. И попросил: «Рыбка, сделай меня умным». «Будь по-твоему, – ответила рыбка и уплыла. Старик посмотрел ей вслед: «Ну и дурак же я был»). Для других жанров не стоит вопрос о правдоподобии – только о достоверности содержащейся информации. Неверная информация в этом случае так же будет соответствовать когнитивным нормам – представлениям о нормальном мироустройстве, как и правдивая. Высказывания, относящиеся к жанрам, которые приспособлены для передачи неверной информации: байкам, сплетням, слухам, газетным уткам, доносам (о категории достоверности и жанрах, включающих недостоверную информацию, см. [123]), комплиментам и др., оцениваются обычно с точки зрения этической, эстетической, интеллектуальной и др.: Преосвященный понял, что этот донос была глупая сплетня и что смешно было бы поверить такой нелепости (Д. Благово, ruscorpora); Осторожная, злая сплетня, обвитая клеветою, уже ползла, шипя, по темным переходам старого королевского замка (Ф. Сологуб, ruscorpora). Соответствие / несоответствие возможностям реального мира как критерий оценки содержания становится очевидным в случае явных нарушений: Самый невероятный слух, который вы о себе слышали? – Якобы я – самый мафиозный чиновник. Как рассказывают, «для смеха запросто может одеться в женское платье» (Э. Савкина, ruscorpora).

Итак, рассматривая жанры как сферу действия нормативных представлений, обнаруживаем следующее:

– художественная литература допускает изображение не только реального мира, но и многочисленных возможных миров. В связи с этим жанры художественной литературы могут быть противопоставлены друг другу те, содержание которых не противоречит представлениям о нормальном мироустройстве, и те, которые изображают невероятное, фантастическое. При этом соответствие / несоответствие нормативным представлениям о мире не является критерием оценки качества текста;

– среди жанров повседневной коммуникации особую группу образуют анекдоты, страшные истории и подоб., к характеристике которых можно применить те же критерии, что и при оценке художественных текстов;

– содержание большинства обыденных речевых жанров соответствует нормативным представлениям о мире, но далеко не всегда правдиво. Для этих жанров, следовательно, не релевантен критерий правдоподобия, но релевантен критерий истинности.

В целом жанры, как это было показано в параграфе, являются сферой действия и социальных норм (речь идет о традиционно понимаемых жанровых нормах – канонах, по которым строится текст определенного жанра), и когнитивных норм (в таком случае принципиально соответствие содержания нормативным представлениям о мире).

В этом параграфе мы рассматриваем еще одну значимую для культуры сферу действия норм – традиции употребления языка, в числе которых не только традиции соблюдения норм, но и опыт их сознательного эстетически ценного нарушения.

Определяя в главе I норму с позиций синергетики, мы указывали на неразрывную связь параметров порядка, к которым относится норма, и проявлений хаоса – различного вида возмущающих факторов, девиаций. Именно конфликт этих разнонаправленных сил обеспечивает динамику системы, в том числе и языковой. Нормы и аномалии предполагают друг друга, более того «то, что называют отступлением от нормы, столь закономерно, что для языкового механизма является нормативным; это тоже норма, хотя и отрицающая норму в обычном смысле слова. Отсюда и термин антинорма» [105, с. 9]. Представляя континуум нормативных / ненормативных явлений в языке, Ю. Д. Апресян формирует шкалу: правильно – допустимо – сомнительно – очень сомнительно – неправильно – грубо неправильно [5, с 34] [19] . Показательно, как быстро совершается отход от нормативного полюса и как разнообразны по своей интенсивности возможные языковые неправильности. Для нашего исследования важно, что соотношение «норма – не-норма» применительно к языковым / речевым фактам отражает закономерности, выявленные на материале других систем и других норм: