– норма и аномалия теснейшим образом взаимодействуют;

– возможность отклонения от нормы заложена в самой системе как особый механизм ее существования и развития;

– эталонная норма и яркая девиация составляют полюса континуума нормативных / ненормативных явлений, одним из принципов устройства которого является градуальность;

– оценка аномалий неоднозначна: от признания отклонения ошибкой и, как следствие, порицания до признания особой ценностью и безоговорочного одобрения. В этой связи отметим принципиальную обратимость понятий прием и ошибка. Сошлемся на очень показательное название энциклопедического словаря-справочника под редакцией А. П. Сковородникова (М., 2005) «Выразительные средства русского языка и речевые ошибки и недочеты», причем очевидна зеркальность разделов издания. Так, контаминация квалифицируется как речевая ошибка, но примеры контаминации – как реализация стилистического приема: Некто четвертый – это мой страх. Он сидит во мне. Он правит мной. Подсказывает. Корректирует. Вымогает. Удерживает. Бросает в дрожь. Усиливает кровообращение. Вгоняет в жар. В холод. Создает ощущение беспомощности. Оцепенения. Полного разлада с другим моим «я» [20] .

Отклонения от нормы, которые имеют особое эстетическое значение, квалифицируются как полезные. Характеризуя последние, Т. Б. Радбиль [135] приписывает им следующие свойства:

– повышенная информативность, обусловленная тем, что аномалии как фигуры более заметны, чем норма-фон;

– конструктивность, объясняющаяся тем, что полезные нарушения не разрушают систему языка, а напротив, выражают ее креативный потенциал. Это утверждение находит свое отражение и в гипотезе о языке-гомеостате и нарушениях-метаплазмах, которые не вредят системе [84; 185];

– функциональная значимость, связанная с возможностями эстетической выразительности.

Проводя аналогии между языковыми нормами и нормами других систем, отметим, что особая ценность аномалий традиционно отмечается и социологами, и культурологами. Так, отмечается, что девиация позволяет точнее определить критерии нормы и довести эти критерии до сведения обычных людей; девиация является фактором социальных изменений, так как отклонение привлекает внимание к самой норме и т. п.

К полезным отклонениям от языковой нормы традиционно относят тропы и фигуры речи. Тропы характеризуются как отклоняющиеся от нормы средства, реализующие переносные смыслы, а тропеический текст как деформированный по сравнению с нормой [53, с. 333]. Так, метафора «как бы отвергает принадлежность объекта к тому классу, в который он входит, и в включает его в категорию, к которой он не может быть отнесен на рациональном основании» [9, с. 176]. Заметим, что подобный случай в свете нашего исследования может быть квалифицирован как нарушение когнитивных норм. Аналогичным образом понимаются и стилистические фигуры: это «любые обороты речи, отступающие от некоторой (ближе неопределяемой) нормы разговорной “естественности”» [44, с. 466]. Например, анаколуф характеризуется отклонением от синтаксической нормы в результате смешения двух разных синтаксических конструкций (Таких людей мало и редки, и бережно подходить к таким (А. Ремизов, ruscorpora)).

На аномалиях построен и феномен языковой игры – особой формы лингвокреативной деятельности, состоящей в осознанном нарушении языкового канона [51, с. 26] [21] . Для эффективности языковой игре необходима опора на стереотип: языковая игра мастера слова или наивного носителя языка составляет «сознательное манипулирование языком» [143, с. 37] и, по сути, отсылает к канону и построена на каноне. При этом «удачный эксперимент указывает на скрытые резервы языка, неудачный – на их пределы» [9, с. 79].

Терминологическое решение вопроса о разграничении полезных и вредных аномалий, а также о соотношении понятий языковой нормы и аномалии осуществляется в современной лингвистике через введение противопоставления «языковая норма – риторическая норма». По словам Э. Г. Куликовой [84, с. 98–99], оппозиция «языковая норма – риторическая норма» представляет фундаментальное противопоставление лингвокультуры. Для нашего исследования важно, что в этой оппозиции отчетливо выражена особая ценность аномалий, их творческий потенциал, обнаруженный в других сферах действия норм.

При всех различиях языковых и риторических норм, выраженных даже терминологически – норма и другая норма, антинорма – оба типа функционально оправданы и конструктивны. Различия языковой и риторической нормы ученый видит в следующем [Там же, с. 98–100]:

Языковая норма

1. В структуре нормы преобладает императивный компонент

(это более жесткая норма).

2. Норма опирается на дискретное понятие варианта.

3. Норма может быть кодифицирована в виде свода правил и словарей.

4. Норма репродуктивна.

5. Отклонение от нормы – либо риторическая норма, либо ошибка.

Риторическая норма

1. В структуре преобладает диспозитивный компонент (норма менее жесткая).

2. Норма опирается на континуальное понятие метаплазма, суть которого в преображении правильной формы в нечто новое.

3. Норма может быть кодифицирована через образцы идеальной речи – в виде хрестоматий и т. п.

4. Норма продуктивна.

5. Отклонение от нормы ведет к снижению эффективности речи и не имеет отношения к представлениям о правильности речи.

По происхождению языковые нормы, по-видимому, первичны. Иными словами, первичны представления о правильном употреблении, вторично стремление правильные формы преобразовать. Результатом осмысления нормы являются знания, мнения о том, как следует употреблять ту или иную единицу языка. Так, на основе личного и коллективного языкового опыта в результате обобщения складываются представления о нормальном (стандартном, правильном слове) слове [106; 136], включающие и внешние, и внутренние характеристики последнего. С другой стороны, чувство нормы (Л. В. Щерба) может являться основанием для сознательного ее нарушения. Аномалии в таком случае допускаются сознательно, в целях экспрессии. Именно такие аномалии лежат в основе риторических приемов.