3) «ни А, ни Б», где А и Б – оппозитивы: Он так себе: ни характер, ни бесхарактерность, ни знания, ни невежество, ни убеждение, ни скептицизм (И. Гончаров, НФ); За всю жизнь он ровно ничего не сделал – ни хорошего, ни даже дурного (А. Толстой, НФ) и некоторые другие.

Все конструкции, называющие среднее через отрицание крайностей, как будто бы противоречат представлениям о норме как эталоне, сравнение с которым позволяет делать выводы о нормальности/ненормальности того или иного объекта. Здесь же ситуация противоположная: вывод о среднем делается в результате сравнения с полярными проявлениями и установления нетождественности этим проявлениям. Объяснение коренится, по-видимому, в особенностях лексической системы естественного языка, в том числе русского: «сфокусированность сообщения на отклонениях от нормы и стереотипа жизни ведет к тому, что значения, соответствующие флангам шкалы, богато представлены в языке, а серединная часть бедно» [9, с. 65]. Язык в своем лексическом запасе «игнорирует» необходимый и, именно в силу своей необходимости, практически не осознаваемый носителем языка этап – сравнение с нормой. Между тем в значениях полярной (фланговой) лексики значение нормы, несомненно, содержится: оно вводится через констатацию не-нормы. Номинации полюсов в этом случае отражают следующую ментально-когнитивную процедуру: сравнение объекта с нормативными представлениями о нем ^ вывод о несоответствии объекта нормативным представлениям ^ называние не-нормы специальной лексической единицей (значение выдающегося очевидно, значение нормы скрыто). Номинации среднего через отрицание крайностей базируются на имеющихся в языке словах с полярными значениями, что и является причиной кажущегося противоречия фактов языка и тезиса о норме как об основании, исходной точке сравнения.

Прилагательное средний посредством двух своих основных лексико-семантических вариантов формирует / отражает две группы представлений о среднем человеке, свойственных носителям русского языка. Первое значение – «находящийся в середине, между какими-нибудь крайними точками, величинами, промежуточный» – соотносится с параметрической шкалой градации, семантическое пространство которой образовано с учетом количественного выражения признака, а полюса противопоставлены друг другу за счет сем «много – мало». В центре параметрической шкалы проходит ось симметрии, которая соответствует усредненной степени проявления качества. Прилагательное средний, называющее эту усредненную степень качества, является оценочно нейтральным. Это параметрическое значение встречается в сочетаниях с существительными, обозначающими подвижный качественный физический признак человека – рост, возраст, вес и т. д.

Второе значение – «посредственный» – соотносится со шкалой градации аксиологического типа, полюса которой противопоставлены как плюс минусу. В этом случае прилагательное средний тяготеет к отрицательному полюсу шкалы оценки, так как на аксиологической шкале усредненная степень проявления качества не соответствует норме признака, совпадающей с позитивным флангом: – Как считаешь, Киянов – писатель хороший? – По-моему, ничего… – А по-моему, средневатый (Ю. Трифонов, НФ). Заметим, что способность слов, называющих середину, сближаться с отрицательным полюсом шкалы оценок неоднократно наблюдалась при исследовании категории оценок [36, с. 51].

Образ среднего человека включает, таким образом, три интерпретации: среднестатистический человек, обладатель качества в усредненной степени проявления, обладатель качества, степень проявления которого не соответствует аксиологическому позитиву. В первых двух случаях средний человек – это человек, соответствующий норме-средней величине, норме-стандарту. В последнем случае наблюдается несоответствие норме-идеалу, в таком случае средний человек уже не вполне нормален.

Эта последняя отрицательная интерпретация [33] во многом представляется национально-специфической. Приведем фрагмент рассуждения В. В. Колесова: «В русском представлении “средний” – ни то ни се, ни рыба ни мясо, серость: “совсем средний, не черный, не белый, не серый” – говорил В. Соловьев. Предельность среднего – ничтожество. Редко когда не услышишь о русском, что он – человек крайностей, не приемлет середины: в своих проявлениях “или Бог – или червь”, говоря словами другого классика» [71, с. 30]. Причины такого отношения

В. В. Колесов видит в истории России, причем негативное отношение к среднему производно, по-видимому, от его уязвленного положения (быть средним плохо ^ средний – плохой): «В России всегда погибал именно средний. Не тот, кто в бою шел первым, вооруженные богатыри, и не тот, кто остался в засаде, не успев вступить в сражение. Погибал незащищенный средний, вступивший в схватку, но не готовый к бою. И в миру погибал средний. С богатого да сильного как возьмешь – и ханский баскак, и княжеский тиун его сторонятся; с бедного что возьмешь – гол как сокол. А вот он и средний: и перья есть, и тело нагулял – ощиплем да в котел. Не только середняк “тридцатых годов” за кулака пошел, но всегда так было и осталось в памяти» [Там же]. Интересно в этой связи художественное осмысление в русской литературе образа мещанина. Неприятие русскими среднего воплотилось в том, что наименование представителя среднего класса стало именем пошлости, серости. К числу стереотипных характеристик среднего человека как мещанина можно отнести следующие:

а) указание на серость как на характеристику образа жизни мещанина: Отчего мы, едва начавши жить, становимся серы, неинтересны, равнодушны… Город наш существует уже двести лет, в нем сто тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других (А. Чехов, НФ);

б) указание на пошлость как на характерную черту мещанина: Ты образцовый мещанин! Ты законченно воплотил в себе пошлость, ту силу, которая убивает даже героев (М. Горький, НФ);

в) указание на скуку как на характерную черту жизни мещанина: Здесь такой девушке делать нечего – гроб… Бесцветно… Скучно (А. Толстой, НФ);

г) указание на несоразмерность жизни мещанина и «положительного героя»: Жизнь испорчена. Она скверно сшита. Не по росту порядочных людей сделана жизнь… Мещане сузили, укоротили ее, сделали тесной (М. Горький, НФ) [177]

и некоторые другие. Таким образом, по крайней мере одна из национально-культурных традиций представляет среднего человека отрицательным героем.

Итак, образ «средний человек» в единстве своих интерпретаций может быть отнесен к числу национально-специфических. Сформированный на основе представлений о норме-средней величине, этот концепт отражает особенности обыденной статистики, для которой среднее – это отсутствие крайностей. Внимание человека к исключительным событиям приводит к тому, что в лексической системе языка единицы, называющие середину, в количественном отношении существенно уступают единицам, называющим полярные проявления. Между тем семантика крайностей опосредованно базируется именно на констатации нормы. Следовательно, и для представлений о середине, в том числе о среднем человеке, характерна функция семантического регулятора.

Типичный человек.

Образ типичного человека находится на стыке статистической и стабильной картин мира. С одной стороны, тип охватывает свойства, характерные для большинства представителей той или иной группы. В этом смысле наивная типология – часть наивной статистики, оперирующей представлениями о том, что присуще большинству. С другой стороны, существование типичного делает жизнь предсказуемой: присущее большинству обеспечивает результативность заданного хода вещей. В таком случае типы – часть стабильной картины мира, этот ход вещей фиксирующей.