– Женька, спишь, что ли? Звоню, звоню, тишина, словно все вымерли, – раздался из трубки бодрый голос Володи Скрябина.

– Я не сплю, я в душе была, – придерживая плечом трубку, она пыталась замотать волосы в одно полотенце, при этом не упустив другое, обмотанное вокруг тела. – Чего тебе? – не слишком любезно спросила Женя, не имея возможности справиться с поставленной задачей.

– А почему так грубо? – тут же надулся Володя. – Я, между прочим, звоню тебе рассказать, как прошел допрос Стрижелецкой, но если тебе не интересно, – словно готовясь повесить трубку, обиженно протянул он, – то…

– Да интересно мне, интересно, – все еще раздраженно, но уже более сдержанно проговорила журналистка. – Дай мне одну минуту, футболку на себя натянуть, и я с удовольствием тебя выслушаю.

Володя снисходительно усмехнулся, пять минут терпеливо ждал, пока Женька оденется и намотает на голову махровый тюрбан.

– Ну, готова услышать новость? – спросил он, услышав ее «алло».

– Да. Извини, пожалуйста. У меня сегодня с утра день не задался, – решила поплакаться ему девушка в качестве оправдания собственной недавней грубости. – Мне днем в Москву ехать, а тут кот с попугаем подрались, залезли в кухонный шкаф, два пакета с крупой разорвали и на пол высыпали, кастрюлю с остатками супа с плиты скинули, пришлось убирать. Если бы было время, придушила бы обоих! – в сердцах посетовала Женя, глядя на завешанную покрывалом клетку, куда посадила наказанного Сильвера. Корнишон отбывал наказание в туалете. – Не представляю, как их одних на два дня оставить.

– Отдай кому-нибудь на время, – предложил Володя.

– Очень они кому-то нужны, такие сокровища, – вздохнула безнадежно девушка. – Может, ты возьмешь? – вдруг оживилась она.

– Нет, нет, – испуганно заспешил отказаться адвокат. – Пусть дома посидят, вряд ли с ними за два дня что-то случится. Я тебе лучше про Стрижелецкую расскажу.

– Ну, давай.

– Сегодня утром следователь вызывал Викторию Дмитриевну, я присутствовал неофициально, – приступил к подробному отчету Володя.

– И… – поторопила его Женя, которой еще вещи надо было собрать до поезда.

– Держалась спокойно, уверенно. В салоне раз или два была. Даже названия не запомнила. Марину туда не записывала. В квартире Кольцова бывала, но ключей не имела. Никаких ссор между ними не было, наоборот, планировали пожениться, как только его развод будет оформлен. От Марины отношения с Кольцовым скрывала из жалости и человеколюбия. Кто убил Кольцова, понятия не имеет, – оттарабанил почувствовавший ее нетерпение адвокат.

– И все? – разочарованно протянула девушка.

– И все. Предъявить ей пока нечего. Мотивов нет, вот что паршиво, – грустно проговорил Володя. – Может, встретимся сегодня, подумаем, как Стрижелецкую прижать, можем в киношку сходить, или просто погуляем? Погода, конечно, паршивая, но что-нибудь придумаем.

– Володя, я в Моск-ву уез-жаю, – по слогам проговорила Женя, возвращая замечтавшегося адвоката с небес на землю. – Девушку лучше свою пригласи.

– Ах да. Точно. Нет у меня девушки, – разочарованно произнес Володя и вздохнул. – Ладно, удачи тебе и не задерживайся в Москве, а то я что-то скучать по тебе начал, привык, наверное?

– Ну, да. Наверное, – поддержала его шутку Женька и бросилась собираться.

– Мария Юрьевна, вы не волнуйтесь, смотрите в камеру, ведь главное не чтобы гладко получилось, а чтобы от души, от всего сердца, – успокаивающе поглаживая по спине пожилую женщину, объясняла Женя. – Почувствовав вашу боль, каждый зритель захочет помочь, поддержать вас. Ну, начали?

Женя с оператором разместились в скромной гостиной семьи Шерстневых и готовились начать съемку. Мария Юрьевна, крепко сжав в кулаке платочек, кивнула.

– Ирочке всего двадцать три было, когда у нее проблемы с почками начались. Совсем молоденькая, – тихим, взволнованным голосом проговорила Мария Юрьевна. – Состояние дочери быстро ухудшалось, сначала диализ назначали, потом сказали, пересадку надо делать. Нам сразу объяснили, что донора годами ждут и не всегда успевают дождаться. Что лучше, если кто-то из родственников станет добровольным донором.

– Кто вам это говорил? – строгим голосом из-за кадра спросила Женя.

– Врач, – взглянула на нее растерянно Мария Юрьевна. – Когда мы на консультации были, в НИИ.

– А вы фамилию врача помните? – спросила Женя, ободряюще кивая.

– Да. Дробышева, – снова опуская глаза на руки, ответила Мария Юрьевна, потом, тяжело вздохнув, нерешительно взглянула на Женю, снова на руки, а после вдруг заговорила злым, решительным голосом: – Это она нас уговаривала. Мол, не найдете донора, дочь потеряете. Несколько раз нас вызывала. Торопила, запугивала. А кого мы найти могли? Денег у нас нет, здоровья тоже, у меня гипертония, у мужа астма, да еще всяких болячек миллион. Оставалась только Галя. Дочка моя старшая. – Мария Юрьевна судорожно вдохнула, подняла лицо к потолку, но смогла с собой справиться. – Она тогда уже замужем была, дочка у них с мужем подрастала, Олеся. И она сама вызвалась. Олежка, муж ее тогдашний, сперва против был, а потом согласился. Анализы сделали, все подошло. Ирочка, бедняжка, с одной стороны, обрадовалась ужасно, с другой стороны, переживала, что сестра из-за нее инвалидом останется. Галя всего на пять лет старше Иришки была.