Шрифт:
Хмурый хозяин затемненного кабинета, еще немного покрутил в руках молчаливую трубку, потом опустился в широкое кожаное кресло и нажал на кнопку вызова. Явившийся через секунду огненно-рыжий помощник всем своим видом являл желание разбиться в лепешку, но выполнить любое задание раздраженного шефа.
– За то, что ты ее упустил, Максимушка, я спрошу с тебя потом… – услышал помощник начало неприятного разговора и поспешил раскаяться.
– Петр Петрович, но кто же мог предположить, что она, дав подписку, тут же смоется из города?
– Ты, Максимушка, ты должен был предположить! – рявкнул Иловский. – И ты должен бога благодарить за то, что сегодня утром она вернулась. Мне только что Толян звонил, спрашивал: как быть?
– Слава богу, – покорно согласился помощник Максим и на всякий случай уточнил: – Так они ее уже везут? И этот упрямец нам уже не нужен? Замучился я с ним, доходягой, чуть что – сразу вырубается. Может, его того…
– Нет, – отрезал Иловский. – Они ее не везут. Возникли непредвиденные обстоятельства. И по завету великого вождя, мы пойдем другим путем. Поговорим с ней по душам. Кстати, он у тебя еще может говорить? Вот и отлично. Тогда набери номер гостиницы…Я уже спустилась на три ступеньки и почти совсем думать забыла про слежку, как вдруг передо мной словно из-под земли возникла, недобрым словом будь помянута, журналистка Оксана. Руки ее уверенно сжимали небольшой диктофон, который она ткнула мне в лицо со словами:
– Почему вы похитили Алексея Панфилова? На кого вы работаете?
Кажется, она собиралась еще что-то спросить, но я, находясь не самом лучшем расположении духа, вырвала у настырной папарацци диктофон и уже подыскивала место, куда его можно зашвырнуть, но тут на лестнице стало очень тесно. Три оператора с профессиональными видеокамерами на плечах и столько же симпатичных молодых девушек, размахивающих микрофонами разных видов, сноровисто окружили меня, отрезая пути к отступлению. Редкие в этот час прохожие застывали с открытыми ртами, и медленно, но верно подтягивались к гостинице, привлеченные непривычным для Ухабова зрелищем.
Сообразив, что к обвинению в похищении может добавиться еще и порча чужого имущества, и иск за нанесение морального ущерба, я, оскалившись в недоброй улыбкой, протянула Оксане жгущий руку диктофон.
– Без комментариев! – громко заявила я, вспомнив, что именно этой волшебной фразой во всем мире отвечают на журналистскую осаду политические деятели и звезды шоу-бизнеса. Но не желающие отставать журналисты обступили меня еще плотнее. Чувствуя себя принцессой Дианой и Мадонной в одном лице, я пошла на прорыв и не спустилась, а скорее скатилась с лестницы, едва не попав под колеса проезжающей мимо «шестерки». Команда настырных репортеров отставала от меня на какие-то секунды. Мама дорогая, как же мне от них отвязаться?
Быстрым шагом я двинулась вдоль улицы, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды прохожих. Но команда преследования не отставала. Наверное, надо было вернуться в гостиницу и бежать через черный ход, но на такую капитуляцию перед Оксаной я никогда не поду! Вот если бы нашлась веская причина…
– Госпожа Евсеева! – неожиданно долетел до меня призывный крик. Кругленькая и какая-то домашняя администраторша призывно махала мне рукой из дверей «Юбилейной». – Вернитесь на минуточку!
Обрадованная таким замечательным предлогом, я быстро развернулась и, обогнув опешивших журналистов, как на крыльях взлетела по ступенькам.
– Вас к телефону! – приветливо улыбаясь, просветила меня администраторша, с любопытством поглядывая за оставшимися на улице репортерами, и указала на допотопную телефонную кабинку в самом темном углу холла.
Когда я открыла ее стеклянную дверь, крылья за моей спиной уже опали, а вспотевшая ладонь ухватила телефонную трубку крепче, чем спасательный круг. Звонить мне в гостиницу мог только Павел. Значит, разбор полетов начнется раньше, чем я ожидала. Но, может быть, это и к лучшему.
– Алло, – хрипло выдохнула я в мембрану. – Ну и чего ты молчишь, Челноков? Это же глупо молчать и дышать мне в ухо как прыщавый подросток.
– И действительно, – ответил мне приглушенный незнакомый голос, – молчать это очень глупо. Ты бы хоть поздоровался со своей подружкой, адвокат.
Кажется, я вскрикнула. Или мне это только показалось? В трубке послышалась какая-то возня, потом незнакомый голос стал гораздо громче.
– Не хочет твой трахаль с тобой говорить. Придется, значит, мне за него отдуваться. Короче, слушай сюда, телохранительница. Мы тебе обмен предлагаем. Ты нам Панфилова сдаешь и за это забираешь адвоката, живого и местами здорового. Ну как? Согласна?– Вы блефуете, – сквозь стук крови в висках я с трудом расслышала собственный голос. И не узнала его. Совсем недавно я слышала похожие интонации у Саши Панфиловой. Так монотонно и безразлично мог бы говорить оживший вдруг автоответчик. – На понт берете. Думаете, я вам поверю?
– Слышь, адвокат, она не верит, – голос снова отдалился. – Ну, чего ты стесняешься! Давай, передай привет своей подзащитной.
Вместо ответа, я услышала частое тяжелое дыхание, потом какой-то жуткий звук, от которого трубка едва не выпала из моей ослабевшей руки, и дыхание на том конце провода стало еще тяжелее и чаще.
Я знала, что Павел ничего не скажет. Даже «беги из города, дура!». Потому что отлично знает: стоит мне удостовериться, что его действительно похитили, я уж точно никуда не побегу. И чем все закончится одному богу известно.
Мне едва удавалось проталкивать в легкие ставший вдруг очень горячим воздух, а пересохшее горло отказывалось издавать членораздельные звуки. Я должна им сказать. Должна хоть что-то сказать, иначе… В этот момент в трубке снова что-то жутко хрустнуло, но вместо Павла закричала я:
– Я согласна! Господи, да согласна же!
– Прекрасно, – мой невидимый собеседник явно улыбался. – Принципиальной договоренности мы уже достигли. Теперь давайте оговорим детали. Вы скажете нам, где находится Панфилов и…
– Нет! – я даже замотала головой, как будто садист на том конце провода мог меня видеть. – В начале я должна убедиться, что с ним все в порядке. Что он хотя бы жив!
– Кто, Панфилов? – издевательски хохотнула трубка.
– Челноков. Мой адвокат. Я должна его увидеть! Иначе сделки не будет!
– Условия тут ставим мы. А ты не ори и слушай. Если ты сейчас скажешь, где Панфилов, то получишь своего адвоката еще тепленьким. Потом, боюсь, поздно будет…
– Да не могу я сказать, где Панфилов! – кажется, в голове у меня постепенно начали рождаться какие-то бледные подобия мысли.
– Ну, тогда… – угрожающе протянул голос.
– Нет, вы не поняли! Я не могу, потому что не знаю. То есть знаю, но не могу сказать. Я же в вашем районе почти не ориентируюсь. Только показать могу!
– Это как?
– Он в лесу прячется, – продолжала я торопливо. – Я тропинку знаю. А как объяснить не знаю. Я проведу вас! Но только если вы его с собой возьмете. А когда я доведу вас до места, вы нас отпустите.
Вместо ответа я услышала приглушенный разговор, и хоть ни единого слова не удавалось разобрать, но можно было не сомневаться, что звонивший передает мои условия Иловскому. Потом из-за треска помех до меня долетела фраза: «Одна баба и доходяга-адвокат, который от любого удара по голове вырубается. Никакого риска». Я задержала дыхание, неужели повезет?
– Ладно, уболтала, – снисходительно передали мне согласие Иловского. – Значит, так. Мы берем адвоката и через полчаса подъезжаем к гостинице. Твое дело отделаться от журналистов. Увидим кого с телекамерами – пеняй на себя.
– Журналистов не будет. А вот насчет милиции гарантировать не могу. У меня же сейчас допрос в РОВД, и если я не приду…
– Не дергайся. Допрос отменяется, – успокоил меня голос. – Значит, через полчаса…
Изо всех сил подавляя предательскую дрожь, превращавшую меня в колыхающийся студень, я медленно поднималась в свой номер. Это моя вина. Моя!.. Они ведь за мной приходили! А нашли его. И забрали, чтобы узнать, куда он меня спрятал. Господи, только не думать об этом, только не думать… Я ведь с ума сойду… Если бы я не оставила беспомощного Павла, медленно приходить в себя после меткого удара, он легко бы справился с Иловской шушерой. Они же ему и в подметки не годятся! Да он один мог бы раскидать четверых! Даже без оружия… Оружие…