— А как ты думаешь, мама, я бы заметила? — спросила Энн.

— Твои… сложности вызваны были не тем, что у тебя нет здравого смысла, а тем, что ты позволила своим чувствам верховодить разумом.

— Наверное, мой разум не так уж силен.

— Не смей принижать себя, — сказала Эдит Чапин. — Ты свою жизнь еще не прожила, и я уверена, что в ней еще случится много хорошего.

— Надеюсь, что ты права.

— Но ты должна себе в этом помочь. Все это не свалится с неба. Ты, к примеру, уже поняла, что любовь может быть весьма обманчивой. Мы часто пользуемся этим словом, а имеем в виду что-то совсем другое. Такая добросердечная девушка, как ты, может говорить о любви, о влюбленности, еще даже не понимая значения этого слова. Она не знает других слов, чтобы описать свои глубокие чувства, поэтому пользуется словом «любовь», а на самом деле это вовсе не любовь. Иногда это просто жалость.

— Ты все еще считаешь, что к Чарли я испытывала жалость.

— Ну по крайней мере я не считаю, что ты его любила. Если бы ты его любила, мы бы с отцом об этом знали. Мы бы знали это от тебя.

— Я пыталась вам это объяснить.

— Но у тебя ничего не получилось, а если бы ты действительно его любила, этого бы не произошло. Чарли пылал к тебе страстью, а ты испытывала к нему жалость, жалость к его беспомощности. Мужчина в подобных обстоятельствах может испытывать беспомощность, а какая-нибудь милая девушка думает, что на ней лежит за это ответственность или что это даже ее вина. А если девушка не из числа этих самых милых девушек, то она не станет считать, что на ней лежит за все это ответственность. Она даст ему страдать: пусть страдает от своей беспомощности. А ты именно этого и не сделала и чуть не погубила свою жизнь.

— Чуть не погубила.

— Понятно. Я в твоем тоне чувствую иронию. Ты все еще думаешь, что мы погубили твою жизнь. Или тебе приятно так думать. Но если ты сама с собой смогла бы быть откровенной, тебе стало бы ясно, что замужество с итальянским парнем из джазовой группы не протянуло бы и года.

— Если бы вы позволили мне оставить ребенка, если бы вы с отцом дали мне шанс. Если бы вы, чтобы помочь мне, сделали хотя бы половину того, что вы сделали, чтобы все это разрушить…

— О ребенке, Энн, не могло быть и речи. Ребенок, который родился бы через пять месяцев после свадьбы? Как же потом сам ребенок будет всем это объяснять? Ведь на официальных документах ставится дата женитьбы родителей. Не говоря уже о твоих друзьях и, если уж на то пошло, о друзьях твоего отца. Ты ведь знаешь, люди этого… класса ужасно консервативны, консервативнее кого бы то ни было.

Энн встала и подошла к окну.

— Когда мы в последний раз говорили об этом, разыгралась бурная сцена.

— Да, и ты уехала и несколько месяцев мне не писала.

— Я не хочу, чтобы это повторилось, — сказала Энн.

— И, я надеюсь, это не случится.

— Тогда давай немедленно прекратим этот разговор. Обо всем этом уже говорено сотни раз — со всеми подробностями… и не только с тобой. Стюарт говорил об этом не переставая.

— Мне очень жаль. Но это было частью…

Энн резко повернулась и посмотрела на мать.

— Давай прекратим это немедленно?

— Ну да. Конечно. Я уже и так собиралась…

— Нет, в ту самую минуту, когда ты сказала, что в моей жизни еще случится много хорошего, я уже знала, что ещеменя ждет до того, как это хорошее случится. Перемалывание моего первого замужества.

Эдит Чапин молчала. Она подождала, пока ее молчание станет весомее всего прочего, пока оно станет в этой комнате главенствующим и заметным любому вошедшему. И только когда ее молчание достигло нужного ей уровня, она его прервала. И уже иным тоном, означавшим введение новой темы, Эдит Чапин снова заговорила с дочерью.

— А нам пришла телеграмма от кузена Фрэнка Хофмана?

— Я ее не видела, — отозвалась Энн. — А где он?

— Он в Буэнос-Айресе. Уит Хофман послал ему телеграмму. Фрэнк относился к твоему отцу с большой симпатией, и Уит решил, что ему надо сообщить.

— Я о нем совсем забыла. Чем он занимается?

— Я не помню. Мы с ним не виделись лет пятнадцать, не меньше.

— Я даже не помню, как он выглядит, — сказала Энн.

— Он совсем не похож на остальных Хофманов. Он маленького роста, и когда я видела его в последний раз, он был довольно полным. Полагаю, что, живя все эти годы за границей, этот любитель еды и вина, наверное, стал весьма дородным. Правда, это всего лишь мое предположение.

— Он женат?

— Я по крайней мере не слышала, чтоб он женился, — сказала Эдит. — А Уит такая прелесть, правда?

— Правда.

— Чтобы такой состоятельный человек был таким непосредственным — это истинная редкость. Он один из тех, кого я бы хотела пригласить на обед, когда все уляжется. Следующей осенью. Когда закончится лето, я начну приглашать людей на обед, раз в неделю. Но не больше четырех-пяти человек одновременно.

— Хорошая идея.