И голос Бернеса, по-моему, был прекрасен, ибо прекрасно только то, чему ты веришь. А доверие к образу Бернеса складывалось из-за того, что он не был всеяден — он тщательно отбирал только те песни, которые были важны для него самого как для личности. Именно поэтому его песни становились важными и для других людей. Конечно, и у него бывали неудачи в выборе песен, но чаще всего не по собственной вине, а из-за скудости выбора. Он мучился, метался, прямо-таки изнывал в поисках песен.

Так, он буквально «организовал» песню «Хотят ли русские войны», написанную композитором Э. Колмановским на мои слова. Сейчас уже просто невозможно восстановить, что там написал я сам, а что подсказал мне Бернес.

Он уговорил Е. Винокурова переделать заключительную строфу стихотворения «Сережка с Малой Бронной», чтобы она звучала обобщенно.

Поэты — люди упрямые, и им не особенно нравится, когда кто-нибудь посягает на суверенность их строк.

Но Бернес был хотя и трудным редактором, но зато самым приятным — влюбленным редактором.

Порою мы делали по нескольку вариантов какой-либо песни, но Бернес оставался недовольным, и недовольным справедливо.

Когда же верное решение бывало найдено, он звонил и говорил тихо: «Это то… Это то самое».

Мы, его друзья, часто подшучивали над тем, что Бернес все время придумывает себе болезни. Оказалось, что он не так уж был мнителен, — видимо, он чувствовал приближение смерти.

За несколько дней до его кончины мы с женой были у него в больнице. Он попросил меня почитать стихи. Я не мог. Я сказал, что обязательно напишу для него новую песню к тому времени, когда он поправится. Теперь уж поздно писать для него…

Я решил для себя: надо думать о тех живых, для которых мы, поэты и композиторы, должны написать их главные песни, их главные роли. Иначе может случиться так, что это тоже будет поздно.

Когда гроб с телом Марка Наумовича Бернеса обтекали толпы его коллег, его знакомых и незнакомых друзей, то над траурными венками звучал его голос, записанный на пленку: «Я люблю тебя, жизнь…»

Он любил тебя, жизнь…

С Марком Бернесом я познакомился в Ереване в 1961 году, когда он приехал на праздник «Золотая осень». В это время я работал в редакции молодежной газеты «Авангард».

Было ясное, солнечное утро. Узнав о приезде Бернеса, я побежал в гостиницу «Армения». В холле я увидел певца рядом с Сергеем Бондарчуком, Борисом Андреевым, Сергеем Филипповым. Он был без галстука, в белой сорочке с расстегнутой верхней пуговицей, в руках — солнечные очки. Я несколько минут восхищенно смотрел на него: на чуточку прищуренные глаза, на широкую обаятельную бернесовскую улыбку. Перед моим мысленным взором проходили созданные им герои: Костя Жигулев, Сергей Кожухаров, Аркадий Дзюбин, Чмыга, Минутка и другие из кинофильмов «Человек с ружьем», «Истребители», «Два бойца», «Великий перелом», «Третий удар». Одновременно я как бы слышал песни в неповторимом исполнении актера. Каждая из этих песен представляет частицу души, словно одну отдельную историю, новеллу жизни.

Существует мнение, что Бернес не обладал большими голосовыми данными. Я против этого. Ведь он пел не на оперной сцене, не был исполнителем классической музыки. Он был для нас просто искренним собеседником, душевным другом, который великолепно знал любой оттенок, нюанс слова, и говорил с нами — уверенно, от своего имени.

Его искусство — выражение правдивости. Каждая его интонация, помимо музыкальности, была честна и человечна. Он доверчиво, мягко беседовал с людьми, и именно поэтому Марка Бернеса очень любят. Мне всегда казалось, что нашей эстраде чего-то недоставало бы без этого голоса, а киноискусству — без обаятельной улыбки Бернеса.

И вот этот человек стоял передо мной. Мне было 23 года. Я с некоторой робостью подошел к нему, ожидая, что он (как это обычно бывает) поведет себя как кумир, с амбициозностью знаменитости. Но я ошибся.

— Знаете что, — сразу сказал он с интонацией старого знакомого, показывая мне солнечные очки, одно стекло которых было разбито. — Есть ли тут поблизости «Оптика»?

Мы сели в такси. По дороге певец расспрашивал о городе, интересовался, есть ли хорошая песня, посвященная Еревану…

Когда я попытался расплатиться с таксистом, тот отвел мою руку:

— Попрошу не оскорблять…

В «Оптике» произошло то же самое. Девушки в белых халатах, работницы магазина, всполошились. Без очереди поменяли стекла в очках, а когда мы захотели оценить их работу — наотрез отказались взять деньги:

— За Бернеса?.. Ни за что!

— Чудесные были девушки, — чуть позже сказал Бернес.

Гуляя по городу, мы фотографировались, обменивались впечатлениями.

— Завтра на городском стадионе я должен исполнить две новые песни: «Я люблю тебя, жизнь» и «Москвичи». Замечательные песни, — сообщил мне артист, — написаны на слова Ваншенкина и Винокурова.

— Замечательные поэты! — сказал я.

— Замечательные поэты! — подтвердил Бернес.

Мы продолжали гулять.

— Прекрасный у вас город. Обязательно приеду на гастроли, — сказал он мне при прощании.

Однако так и не смог приехать. Но мы с большим удовольствием постоянно слушали потом в Ереване его песни — по радио, по телевидению. Слушали его пластинки, смотрели фильмы с его участием…