Шрифт:
Всем своим существом он был артистом. Он помогал людям быть чище и честнее, быть гуманными. Певец говорил: «Пока человек поет — он молод».
Зимой, в начале 1969 года, я поехал в Казань. Проездом побывав в Москве, позвонил Марку Наумовичу. Как всегда, он пригласил к себе. Но, к сожалению, не было времени, и я сказал, что обязательно встретимся осенью. Еще успеем много раз повидаться и поговорить.
В конце августа 1969 года я брал книгу в зале Ереванской публичной библиотеки и вдруг услышал, как одна сотрудница с грустью сказала другой: «Бернес скончался»… Я не поверил, я не мог поверить, но они показали мне некролог…
Скончался неповторимый человек. Слишком рано распрощался с жизнью. Весь вечер я просидел в сквере и вспоминал о наших незабываемых встречах… Семь лет мы были близки. Он остался для меня непревзойденным певцом, человеком, другом, и я знал, что на свете не будет нового Бернеса. А в мире более трех миллиардов людей и очень много певцов. <…>
В моем рабочем кабинете в Ереване висит фото артиста с добрыми глазами, устремленными вдаль, с обаятельной бернесовской улыбкой. Это фото он подарил мне…
Очень жаль, что обрушилась не только большая страна, но и души людей, подмятые заграничным и местным музыкальным шумом и сомнительными мыслями. Я не говорю, что все нынешние песни плохи. Есть среди них и замечательные. Я говорю лишь о том, что сегодня, кажется, нет потребности в песнях Марка Бернеса, а честное и человечное выглядит чуждым и смешным. Вот что ужасно!
Уверен, что все веяния и вихри пройдут и доброта и искренность опять поднимутся на сцену.
Когда по радио звучит голос Бернеса, жена и внуки зовут меня: «Иди… Бернес!» И это мой праздник души.
Долгое время мне было трудно слышать его песни.
А потом я стал снова слушать их и начал думать, что он — есть и живой…
МИХАИЛ ЧАРНЫЙ
Памяти Бернеса
«…Опустел наш дом. Нету больше с нами веселого, радостного, а иногда грустного Марка. Постоянно мне кажется, что он все-таки придет, что он где-то на гастролях, а я в мыслях с ним, ибо он где-то там один. А он так не любил ехать один… Я знаю, что это все фантазия, но так легче…»
Это одна часть письма, направленного непосредственно после смерти большого художника, актера и певца Марка Бернеса, написанного в январе 1970 года. В письме его супруги Лили, которая писала их белградскому другу, дальше следует:
33
Текст приводится в авторском переводе с сербского с небольшими сокращениями и сохранением стилистических и грамматических особенностей оригинала. В тексте есть неточности, отражающие особенности сербского восприятия некоторых реалий («Пастырь Костя» — преломление в этом восприятии бернесовского образа Кости Жигулева, под «электриками», очевидно, подразумеваются входившие тогда в моду электроинструменты. Автор преувеличивает количество кинофильмов, в которых снимался Бернес). Но выражение сердечного и трогательного восприятия югославом облика Бернеса неминуемо может утратить в чем-то свой национальный колорит при правке этого текста в соответствии с нормами русского правописания.
«Я хожу два раза в неделю на Новодевичье кладбище. Я отнесла ему от тебя букет гвоздик и сказала: „Здравствуй, Марко“… Вообще много югославов приходят на могилу Марка — я их не знаю. Кажется, что многие во время пребывания в Москве приходят, чтобы отдать ему почет. И ты знаешь, сколько он любил ваш народ и вашу страну…»
Марк Бернес любил своих югославских друзей, так что при первой возможности он спел и песню Белграду. Он любил людей, пение которых было прежде всего нежным. Его баритон знал успокоить и шумных «электриков», потому что «Три года ты мне снилась», «Подмосковные вечера» и знаменитая «Темная ночь», столь популярная в первые послевоенные годы, действительно чудесно красивы…
Таким был Марк Бернес — певец. Такой же он был и как актер. Он снялся в больше пятидесяти картинах, некие из которых известны и нам… «Пастырь Костя»… «Человек с ружьем», в котором он впервые запел. Это все картины, которые и нынче показываются во многих кинотеатрах по всему миру.
Друзья его звали коротко и близко: Марк. А друзей у него было много. Был он таким, что запросто сказано: он не мог не иметь друзей! Он, как самый наивный ребенок, верил всем людям! Перед его благородством человек просто не мог быть злым!
Такое чувство я приобрел, когда познакомился с ним, а это еще больше закрепилось в течение нашей дружбы. Он был нежным товарищем, и в первый момент, когда мы познакомились в белградской гостинице «Метропол», я почти не смог в нем узнать образ веселого матроса с гармошкой из кинофильма «Человек с ружьем». Выглядел он скромно и просто…
После знакомства [в] тот же вечер мы договорились погулять по Белграду, чтобы Марк познакомился с городом. «Чтобы погулять по белградским улицам», — объяснил он просто.