— Ты что ж, молодой человек, головой вертишь? Сорок метров ленты из-за тебя испортили. А лента — это тот же порох.

Я молчал виновато, стыдясь своего ребячества. А Луков еще прибавил:

— На фронт-то поедешь, тоже так будешь делать? Стрелять на запад, а смотреть на север…

Обидно было такое слышать. Признаюсь, подумал тогда о них грешно, глупо: «Я-то на фронт поеду и фашистов бить буду. А они в парке Тельмана воюют, да еще и упрекают».

И как я тогда ошибся!

В январе 1944 года в Белоруссии, в одной из деревень под Могилевом, нас, бойцов и командиров 5-й Орловской дивизии «догнал» фильм «Два бойца». Крутили кинофильм днем и вечером. Сеансов не считали. Ходили в просторную хату по одной роте поочередно. Часов в 6 вечера в «зрительный зал» вошла наша рота. В хате было душно, тесно, однако бойцы сидели тихо, следили за каждым движением, каждым словом двух бойцов. Изредка в стрекот аппарата и в звуки фильма врывались слова из зала:

— Так их, гадов…

— Бей, чего медлишь…

— Эх, братцы…

Мне не довелось тогда до конца просмотреть фильм — вызвали к командиру за получением указаний по подготовке взвода к полной боевой.

На рассвете мы пошли в наступление. Была атака. С незначительными потерями мы ворвались в немецкие траншеи.

Метрах в пятнадцати влево от меня прыгнул в окоп с пистолетом в руке старший лейтенант Николай Савенков. Это был щупленький молодой офицер, подвижной смельчак, комсомолец, любимец роты, и, прыгнув в немецкий окоп, он попал в объятия к фашистам. Фашист выбил пистолет из рук офицера. Они сцепились. Они душили один другого. Стрелять я не мог, боясь поранить своего командира. Но в это время из воронки от снаряда, что была перед окопом, выскочил сержант Кадыров и в два прыжка очутился около боровшихся. Те не отпускали мертвой хватки рук. Кадыров в упор выстрелил в висок фашиста. Тот обмяк и рухнул.

Картина была достойна кинематографа. Перед глазами была борьба насмерть, были наши офицер и сержант, русский и узбек, два комсомольца — два бойца, внимательно прослушавшие накануне вечером вдохновенную политбеседу с экрана кино.

Мы шли вперед. Андреевский и бернесовский бойцы шли с нами рядом, шли в душе каждого воина…

Они медленно шли по аллее и, казалось, бережно прикасались к каким-то хрупким, невидимым для нас предметам. Мы сколько могли оберегали их трогательную встречу с дорогими тенями прошлого. Но оставить артистов наедине с их воспоминаниями так и не удалось. Посетители парка узнали гостей и решительно двинулись наперерез. Неужели и тут назойливые любители автографов? Артисты остановились. Остановились и остальные. Но никто не бежал ни с клочками бумаги, ни с открытками. Стоя на почтительном расстоянии, люди улыбались своим старым друзьям. Тогда Андреев шагнул к ним, поздоровался, поклонился. Средних лет высокий мужчина спросил уважительно:

— На места боев своих приехали? Тут теперь все изменилось, детский городок вот построили.

— Да, — отвечали артисты. — Озеро никак не найдем. Петергоф, помнится, там, за Саларом, на стене был нарисован. Дот должен быть здесь.

— Правильно, — продолжает еще один очевидец. — На месте кафе, — показывает он в сторону холма, — танки стояли. Тут атаку снимали…

Воспоминания увлекли и актеров, и их собеседников. Этот, конечно, был еще мальчишкой, когда здесь, в ташкентском парке имени Тельмана, режиссер Луков делал свой замечательный фильм «Два бойца». А тому, худощавому, видно, довелось воевать. И, может быть, первые уроки ненависти к врагу и фронтовой солдатской дружбы он получил у них — одессита Аркадия Дзюбина и уральца Саши Свинцова.

«Болельщики» съемок помнят, как нелегко приходилось артистам. На всю съемочную группу приносили в обед три ведра затирухи, и из них друзья умудрялись выделить дополнительную порцию для Андреева — у него дистрофия протекала особенно тяжело.

То была жесточайшая из войн. Вместе с тысячами, десятками тысяч эвакуированных советских граждан артисты попали в Узбекистан. Крышу, одежду, последний кусок хлеба делили с ними узбеки.

А Марк Наумович Бернес прямо с аэродрома поехал на Пушкинскую улицу. Там, в доме № 29 живет семья скромной труженицы М. Уральцевой. Она приютила в войну совершенно чужих ей тогда Бернесов, отказалась от платы за квартиру, поделилась всем, что имела.

— Так появились у моей семьи родные, близкие люди в Ташкенте, — говорит артист. — И если ташкентские зрители считают фильм «Два бойца» моей творческой удачей, то пусть они знают — достичь ее мне помогла и их землячка Уральцева…

Прошло двадцать лет… И теперь трудно сказать, кто милее нашему сердцу — Бернес-актер или Бернес-певец. Марк Наумович, правда, считает нужным оговориться: я не пою, всего лишь напеваю. Но разве плохо, когда на грампластинки напеты десятки песен и каждая новая — нарасхват в музыкальных магазинах?!

Кстати, какая она, самая новая?

— О солдатах. Написана композитором Френкелем и поэтом Ваншенкиным. Очень мне нравится. Тема злободневная, острая…

Заговорив о песне, Марк Наумович не может не петь:

Слушает, прищурясь, Андреев. Сбросив скорость, кружит по улицам водитель «Волги». Все мы во власти песни. И артисты забыли, что спешили из парка на очередную декадную встречу со зрителями…