Убедившись в преданной покорности, он медленно гладит мои руки, проводит ладонями по бокам, по животу. Совсем не спешит, это я изнываю от нетерпения. Когда же наконец он с грубой силой сжимает мою грудь и оттягивает соски, уже не могу унять дрожь. Он повторяет испытание снова и снова, возбуждая волны мучительного удовольствия. Музыка постепенно удаляется, а вместе с ней уходит и прошлое. Остается лишь «блаженство боли». Слова Ребекки всплывают в сознании и на этот раз обретают конкретный смысл.

Его руки внезапно исчезают; задыхаясь от отчаяния, пытаюсь их вернуть.

Крис ловит мои ладони и снова кладет на стекло. Дышит в ухо, прижимается к спине огненным телом.

— Еще раз опустишь, перестану это делать, какое бы блаженство ты ни испытывала.

Вздрагиваю от эротичного приказа и вновь удивляюсь соблазнительной силе нашей игры.

— Не забывай, — предупреждаю я, тяжело дыша и мечтая о новых ласках, — возмездие сродни аду!

Он сжимает зубами мое плечо.

— Жду и предвкушаю, детка, — отвечает хрипло. — Предвкушаю значительно острее, чем ты в состоянии представить.

Он расстегивает на мне юбку и стягивает на пол.

— Перешагни! — приказывает лаконично.

Остаюсь в черных трусиках и туфлях на шпильке; послушно выхожу из круга условностей и оказываюсь распростертой на стекле, беззащитной перед его фантазиями. Непредсказуемость воли и действий Криса доводит до исступления. Еще ни разу в жизни не испытывала возбуждения столь яркого и дерзкого, никогда не ждала прикосновений с таким болезненным нетерпением. Странно, нелогично! Терпеть не могу подчинения, хотя кто-то может сказать, что прошлый опыт свидетельствует об обратном. И все же приказы Криса доставляют ни с чем не сравнимое наслаждение — при том, что в глубине сознания то и дело всплывают страницы дневника. В причинах разбираться не хочется — точнее, не хотелось до этой минуты. До тех пор, пока Крис не распахнул ту дверь, которую я держала закрытой.

— Красавица, — бормочет он осипшим от желания голосом. Руки обвивают бедра, ладони гладят спину, спускаются ниже и ниже, пока не останавливаются между ног. Сильные пальцы сжимают тонкий шелк и разрывают одним движением, лишая последней защиты. Дышу тяжело и неровно, выгибаюсь и прижимаюсь грудью к холодному стеклу. Прикосновение приносит облегчение, но лишь на миг.

Ладонь ложится на спину и удерживает на месте, а пальцы другой руки — о небо! — сжимают интимный уголок там, между ног, и начинают мерно поглаживать.

— Умница, детка, — бормочет он, заставляя шире раздвинуть ноги и дразня набухшую, чувственную плоть. — Уже горячая, влажная. Готова меня принять. Вот такой я хочу тебя. — Ладонь скользит по спине к груди и принимается ласкать соски.

Тону в омуте бесконечных ощущений: он прижимается губами к моей шее, щекочет теплым дыханием, а пальцы и ладонь продолжают свои безжалостные восхитительные игры. И вот я уже стою на краю сияющей бездны, а он еще даже не разделся.

Зубы осторожно прикусывают мочку моего уха и с новой силой распаляют и без того нестерпимое вожделение. Хочу близости до боли, до отчаяния.

— За ночь вылижу тебя всю, с головы до ног, — обольстительно мурлычет Мерит. — Буду сосать грудь, пока не сойдешь с ума от желания; раздвину твои ноги и доведу до безумного экстаза, а потом начну сначала, по кругу. Не поленюсь так тебя затрахать, что забудешь обо всем на свете.

Вместо ответных слов из груди вырывается невнятный стон: этому человеку ничего не стоит перевернуть мой мир и довести меня до исступления. Таю в волшебных руках, извиваюсь, как лиана… но вдруг Крис оказывается рядом и опускается на одно колено. Два пальца проникают в глубину, наполняют, растягивают, словно Мерит умеет читать мои тайные желания. Раздвигаю ноги и начинаю качаться в сладостном ритме. Дыхание вырывается с шумом, но мне уже все равно. Напряжение стремительно нарастает, пока наконец не взрывается фантастическим фейерверком неземного блаженства.

Крис крепко обхватывает и удерживает в объятиях, не позволяя упасть. Время останавливается: чувственные волны постепенно смягчаются, ласки становятся нежнее и спокойнее. Когда же наконец спазм отступает и тело вновь обретает гибкость, Крис, словно гигантский кот, лижет мою ногу, трется небритой щекой, и от эротичного прикосновения потаенная спираль вновь начинает стремительно сжиматься. Этот мужчина непредсказуем: только что жестко, требовательно командовал — и вот уже ласков, нежен и кроток.

— Не двигайся, — снова приказывает он. Быстро встает, снова нависает надо мной, гладит по спине, прижимается губами к уху. — Сейчас войду в тебя со всей нерастраченной силой, а ты стой вот так и не мешай.

— Давно пора, — цежу сквозь зубы.

Тихий рокочущий смех наполняет воздух, эхом отзывается в безвольном, размягченном теле. Но вот прикосновения внезапно прекращаются, и я сразу пугаюсь: а вдруг он пошутил, обманул, бросил? Хочу повернуться, позвать, потребовать продолжения, но вспоминаю приказ стоять так, как стою, с ладонями на стекле, и покорно жду.