Шрифт:
— О чём ты задумался? — тронула его за руку Мариам, глядя, что мысли милого друга где-то далеко.
— Я слушаю его и размышляю: для чего он это делает?
— Что делает?
— Проповеди его далеко не бесхитростны. Он настраивает народ. Но для чего?
— А разве ты не понял? Он ненавидит римлян, как и все мы, — тихо ответила Мариам, не отрывая глаз от оратора.
— Тогда это плохо…кончится.
Она пожала плечом и тут заметила, что на Габриэля смотрит какая-то женщина из-под своего гиматия. О, Боже, это же та самая, что узнала его недавно, — ужаснулась Мариам.
— О, мой дорогой, — горестно выдохнула она, вцепившись испуганно в руку Габриэля. — Та женщина… Она здесь.
— Какая женщина? — сначала не понял он.
— И она смотрит прямо на тебя. Нам нужно срочно уйти!
И тут Габриэль сам увидел Саломию. Она была почти рядом с Иошу. Их взгляды пересеклись, и Саломия улыбнулась Габриэлю, как бы приветствуя. Но это было скорее угрожающим намёком, нежели знаком приветствия. Тут же рядом с ней сидел и его собственный ученик, Иуда. Только сейчас Габриэль заметил поразительное сходство Иуды с оратором Вараввой.
Странно, подумал он. Что здесь делает эта женщина? Почему не уехала в своё селение? Почему сидит подле Иошу Вараввы? Кто она ему? Неужели же она…
В голове пробежали все фразы, которые он слышал о Варавве и его падшей матери. А потом он вспомнил слова, которые кричала ему тогда, в храмовом дворе, сама эта женщина.
…Так и есть. Она его мать! Стало быть, ей сейчас около сорока пяти лет…
— Уйдём же, Габриэль. Уйдём немедля. Иначе она выследит тебя, — взмолилась Мариам.
— Уйдём, — согласился он, и они спокойно поднялись с земли и поспешили скрыться в зарослях рощи.
Заметил их и Иуда. Он радостно улыбнулся и уже поднял руку, чтобы позвать учителя и поприветствовать его, но тот не заметил жеста ученика, спеша покинуть сборище.
Саломия продолжала сидеть подле Иошу, но глазами следила за удалявшимися Габриэлем и Мариам до тех пор, пока они не растаяли в темноте спустившегося вечера.
Когда сход слушателей начал редеть, и люди стали расходиться во все стороны, Саломия подошла к старшему сыну и одобрительно похлопала его по руке.
— Ты всё правильно говорил, сынок. Они послушают тебя. И ты поведёшь их против врагов.
— Наши враги не римляне, матушка. Наши враги внутри нас самих.
— Да, конечно, — поспешила согласиться она. — Но и римляне угнетают нас. Не забывай, ты из колена Иудина. Из этого же колена происходит сам Царь Давид. Ты понимаешь, что я пытаюсь до тебя донести?
— Я учитель, матушка, но не воин. Довольно с меня разбоя. Нас чуть не схватили тогда.
Саломия, похоже, была разочарована, но старалась не подавать виду.
— Воистину так. Но ты должен доказать, что в тебе течёт благородная кровь, а не кровь римлянина!
— Но во мне кровь римлянина! — парировал Варавва.
— Нет, твой отец иудей! И если он этого не признаёт, это еще не значит, что он прав.
— Но на самом деле ты не знаешь, кто мой отец. Так ведь?
— Я знаю, кто является отцом моего ребёнка! — категорично заявила Саломия.
— А остальные мои братья и сестры? Они тоже от иудея? — протестующе заявил Варавва.
— Нет. Они от Тибериуса. Да проклянут…
Но Иошу не дал закончить матери.
— Не смей проклинать его! Он мой отец… И это он научил меня всему…
— Но… — попыталась возразить Саломия.
— Даже если он просто воспитывал и обучал меня. Не смей говорить о нём дурно!
— Хорошо, сынок. Прости. Я больше не скажу о нём ничего.
— Уж лучше так! — потом он смягчился. — Я понимаю, что ты хочешь вернуть своё доброе имя. Но предоставь это мне.
— Да, мой мальчик. Моя кровиночка. Я сделаю всё, что ты захочешь. Сделаю так, как ты скажешь.
— А теперь мне нужно поговорить с Гестасом.
— Я уже ухожу. Я буду среди женщин.
— Доброй ночи, матушка, — Иошу поцеловал мать в лоб и пошёл к товарищам.
7
Стивен неудовлетворённо морщил лоб, глядя на старика Небро.
— А нельзя ли чуть приблизиться к современности?
— Стивен, поверь, мы ещё дойдём до этого места, — учтиво улыбнулся Неброэль. — Я рассказываю тебе всё по порядку для того, чтобы ты всё правильно понял, и смог самостоятельно разобраться во всей этой истории. Я стараюсь повествовать объективно и по-человечески, насколько это возможно.