Монах кивнул и последовал за стражем, который с довольным лицом, не скрывая своей тяги к взяткам, шел между камер, где сидели преимущество обросшие бородами мужчины с дикими, полными пустоты глазами, и подбрасывал воздух золотую монету, врученную ему практически только что. Стижиан смотрел на этих людей и сам не знал, как реагировать на них и условия, в которые они попали. Самому не раз приходилось вместо обращения в прах нежити выволакивать из какого-нибудь погреба человека, своими руками убивавшего собственных племянников или младших сестер ради получения наследства или по какой другой причине. Монах отдавал их местным властям и старался больше не вспоминать об этом. Эти люди и их жертвы, как и те, кто умирал от столкновения с детищами негатива, должно быть приходили Стижиану во сне, но он крайне редко запоминал эти видения.

– Это один из немногих задействованных изоляторов на этом уровне, - этими словами страж вернул монаха на землю, - и посажен он сюда по не совсем понятным причинами. Инквизиторы, приволокшие сюда практически всех, кто находится на этом этаже, сказали, что парень одержим.

– Их приволакивала инквизиция?
– Глаза монаха широко распахнулись, а голос сам, случайным образом, повысился.
– Всех до единого?

– Ну...
– Стражник не ожидал такой реакции.
– В общем-то да.

– С чего это вдруг инквизиторам собственноручно вылавливать преступников? Они же, кажется, занимаются проблемами духовными. Не помню, чтобы наша святая церковь взваливала на себя проблемы городских властей.

– Вы действительно посланник королевы?
– Усмехнулся он.
– Вы хоть знаете сколько на самом деле магов рождается в наших краях? Любой третий может им оказаться.

– Ну не перегибай.
– Стижиан жестом велел открывать изолятор, а сам прикусил губу и в голове его пронесся вихрь мыслей. "Они что, вывозят магов из города? Не убивают, не сжигают, а вывозят куда-то?".

Со крипом, тяжелая дверь, висящая на широких, крепчайших петлях, отворилась, и монаху открылся очень интересный способ содержания заключенного. По одежде было сложно определись, мужчина это или женщина, так как полы расшитой красно-золотой мантии, изрезанной и порванной везде, где только можно, прикрывали все. Заключенный находился посреди комнаты, его руки, перемотанные черными лентами, оказались разведены в разные стороны и закреплены ещё четырьмя лентами: две уходили в потолок, а ещё две в стену практически у стыка. Босые ноги болтались на полу, сальные волосы золотого цвета свисали с плеч, глаза оказались завязаны все той же черной лентой. Из-под неё выглядывали густые, засохшие кровавые потеки, на руках отсутствовали несколько ногтей, а остальные было отчасти разломанные и потрескавшиеся, на шее виднелись среды от щипцов и укусов. Тело скрывалось под мантией, но по густым багровым пятнам, бывшим практически незаметными, сглотнув, монах догадался, что с ним делали.

– Я так понимаю, инквизиторы решили, что именно в его группировке находится разыскиваемый ими, а теперь и мной, маг.
– Сказал он, сделав шаг внутрь камеры. Стражник угукнул.
– Когда его пытали последний раз?

– Надо было содрать с вас побольше золота.
– Цыкнул тот недовольно.
– Не думал, что вы будете задавать столько вопро...

Монах кашлянул.

– Восемь дней назад. Его с тех пор кормили-то всего пару раз, так что я не удивлен, что он в отключке.

– Это она.
– Поправил его Стижиан очень тихим голосом, сделав ещё один шаг вперед и протянув к лицу заключенной руку.
– Это женщина. О Богиня...
– Он приподнял её голову кверху и та откинулась назад, открылась тонкая шея с несколькими грубыми, но не смертельными порезами на ней.
– Я не верю, что это создание могло быть главной одной из крупнейших группировок Грана.

– Почему не верите то? Множество баб промышляют грабежом и убийствами. Поговаривают, у них это получается лучше, чем у большинства мужиков.
– Стражник так и стоял у входа, не желая марать ноги в луже воды, капающей с потолка, мочи и крови.

– Это да, но кожа этой дамы говорит мне о том, что она благородных кровей.
– Монах провел кончиками пальцев по нетронутой щеке.
– Да, она уроженка богатого дома.

– И что? Может, сбежала с любовником, и вот вам...

– Нет. Она безгрешна.
– Он осмотрел её чуть приплюснутые пальцы, некоторые из которых оказались сломаны, и опустил руки к груди.

– Эй, если хочешь поразвлечься, тебе лучше подняться на третий этаж, где держат женщин...

Стижиан предпочел игнорировать его колкости и осторожно, хоть и понимая, что девушка боли и не почувствует, распахнул мантию. Под ней ничего не оказалось, только едва дышащее тело, испещренное кругами, рисунками и надписями, среди которых монах увидел уже знакомые ему. Хоть в Монтере не преподавали ничего связанного с пытками, после четырех лет в Храме Северной Звезды, где большую часть свободного времени монах проводил в библиотеке, он стал кое-как разбираться в дисциплине, из-за которой инквизиторских школ стало семь. Эти руны заменяли инквизиторам инструменты. Руны боли всевозможных типов и уровней. Те, что меняли порог боли тела, такие, что заставляли разбухать суставы и кости, некоторые скручивали органы и перекрывали вены.

На сердце девушки находилась страшнейшая руна боли, которую надо вырезать, когда жертва находится в состоянии истерии при помощи специального орудия, которое Стижиан никогда в глаза не видел, но представлял себе, как это всё происходит. Руна начинает действовать с момента появления на теле первой точки, из которой её будут строить, и чем больше деталей прорисовано, тем сильнее и невыносимее боль. Эта рана сама никогда не заживает, а боль будет с человеком, покуда на нем руна. На девушке, находящейся здесь, в изоляторе, рисунок был завершен.

– Ну, теперь понятно, в чем дело. А я-то думал, что это он визжит как баба резаная. А это и была баба резаная!
– И он засмеялся.

– Что инквизиторы планируют делать с заключенными? С не магами.

– Понятия не имею. Пока их держат здесь. Если поступит приказ - мы их расстреляем. Если другой - закопаем заживо. Все будет как управление прикажет.

– Ваши заключенные...
– Стижиан чуть было не прикусил губу, стараясь говорить ровно.
– Они всегда такие молчаливые? Я что-то не помню ни одной тюрьмы, где было так тихо.