Шрифт:
Он улыбнулся, да так широко, что послушники смогли увидеть его коренные зубы.
– Я хочу устроить вам экстремальные условия. Астируми, ты не мог бы сейчас же отправиться к "Трем королям"?
– Без проблем, но для чего?
– Он пожал плечами и поправил синюю безрукавку, на которой нижняя пуговица все время расстегивалась.
– Будешь дозорным.
– Стижиан продолжал улыбаться во все зубы.
– Не знаю почему, но мне их уже жалко.
– Бубнил себе под нос Руми, уходя.
– Как вы относитесь к бегу?
Тут же стали раздаваться не слишком-то довольные возгласы, означающие, что бегать мало кому нравится.
– Как можно быть монахом и не любить бегать? Ладно не любить, другое дело - не уметь.
– Мастер снова окинул своих подопечных взглядом и прикусил нижнюю губу.
– В течение следующих двенадцати часов вы должны будете бегать. Без остановки. Без передышки.
– Он посмотрел на небо и увидел вдалеке грозовые тучи.
– Умереть от обезвоживания вам не позволит дождь. Ваш маршрут пролегает от этих ворот и до таверны, где вскоре окажется Астируми. Вы должны будете оббежать Ормарту и снова вернуться к этим воротам. И так до полуночи.
– Вы... вы пошутили?
– Раздался чей-то неуверенный голос, а вслед за ним такие же неуверенные смешки.
В ответ на этот вопрос, улыбка Стижиана исчезла с лица.
– Я не деспот, в отличие от Млинес. Тот из вас кто пробежит наибольшее число кругов, получит целую неделю свободы от тренировок и моего общества в частности.
В глазах подопечных тут же проблеснули нотки заинтересованности, однако эти крохотные просветы чахли под тяжестью мыслей о двенадцати часах бега.
– Именно поэтому, чтобы никто из вас не мог схитрить и сократить путь, Руми будет наблюдать с города, а я - отсюда. И хочу напомнить, что здесь открывается замечательный вид на всю долину.
– Он снова поднял голову к солнцу.
– Буду ожидать вас здесь через двенадцать часов. Вперед! Живо! Живо! Живо!
– Ты изверг.
– Руми сидел на крыше "У Трех Королей" и жевал крупные сладкие сухари.
– Это пойдет им на пользу.
– Стижиан не отводил взгляда от одного послушника, который едва плелся в хвосте неровной колоны и держался за бок и за грудь.
– Особенно ему, если он, конечно, не упадет в обморок.
– Не упадет. Через пару минут дождь начнется.
Только он сказал это, как раздались раскаты грома.
Стижиан согласно закивал.
– Ты сам-то когда-нибудь бегал столько времени?
– С любопытством спросил представитель народа нерийцев, или, проще говоря, кошек, хвостом выудив из сумки бутыль.
– Двенадцать-то часов? Нет, не бегал.
Руми прыснул, шевельнув кончиками мохнатых ушей, и приложил бутыль с топленым молоком к губам.
– Ты во мне сомневаешься? Эй! В глаза мне смотри! Ты во мне сомневаешься?
– Нет-нет, ничуть.
– Все ещё смеясь, нериец едва помотал головой из стороны в сторону.
Рука Стижиана нырнула в полупустую сумку и вынула оттуда достаточно толстую бесцветную книгу в ручном, но твердом, переплете.
– Ты второй, кто может подстегнуть меня и заставить делать что-то бесполезное в те моменты, когда можно бездельничать.
– Второй? А кто же был первый?
Мастер не ответил. Мимо лица Руми лишь проскользнула красно-золотистая ряса, устремившаяся вниз с крыши. Меньше минуты спустя, стоило нерийцу снова прильнуть к сладкому молоку, Стижиан вернулся, сняв рясу:
– В ней не слишком-то удобно бегать.
– Он хлопнул себя по лбу и снова исчез.
Руми шевельнул ушами, убрал бутыль и собрался перебраться под навес, откуда можно было наблюдать за мучениками и в то же время не промокнуть. Он, как и любая другая нормальная кошка, очень не любил воду, вот и не собирался мочить хвост и все остальные части тела под сильным ливнем, который только начал разгуливаться.
Собрав разложенные по крыше вещи, в том числе и рясу мастера, Руми только поднялся с места, как перед ним снова возник Стижиан:
– Это я, пожалуй, тоже оставлю здесь.
– С этими словами он сбросил ботинки и снова спрыгнул.
Нериец едва удержался от комментариев, беря в руки и ботинки тоже.
Он проснулся, когда солнце уже село, и звездный блеск заливал все кругом. Дождь к тому времени кончился, и когда Руми наконец смог встать, он увидел, что в крыше образовалось небольшое углубление, куда стекала вода. Равнину, раскинувшуюся впереди, где так же пролегала железная дорога, некогда могущая довести до самой Монтеры, тут и там украшали серебрящиеся в лучах звезд пятна лужиц.
Аккуратно сложив вчетверо рясу, нериец перевесил её через сумку и подошел к краю крыши, где днем обедал. Подождав с полчаса, он решил было, что послушники ослушались мастера, и что теперь Стижиан, обозленный на все сущее, пьянствует двумя этажами ниже.
Ан нет.
Медленно, словно группка пожилых, шаг за шагом по уже вытоптанной, а после еще и размытой дождем, а потом снова вытоптанной дорожке бежали послушники. Все вместе, перемазанные в грязи, мокрые, взъерошенные, они походили на свежеразупокоенных мертвецов, которым зачем-то понадобилось бежать трусцой. Будь Руми кем-нибудь из местных жителей, он бы имел полное право поднять тревогу и готовить поселение к бою с носителями негатива.