— Это прямо нас ведет к объяснению, что случилось вчера, — сказал д’Антраг. — Так как я не хочу, чтобы вы обвиняли меня в ошибке, так как я этой ошибки не сделал, так как мне было лень, желая наблюдать за вами, помешать вам и попасть в какую-нибудь засаду, так как мне было легко, говорю вам, следить за вами под маской, следить за вашим разговором и за каждым вашим проступком, то если я раскричался и сделал огласку, я имел причину, и вот она.

Говоря эти слова, граф д’Антраг бросил дочери письмо, которое та начала с жадностью читать.

«Милостивый государь, — говорилось в этой записке, — ваша дочь Анриэтта вышла из дома. Она отправилась к Замету на свидание с королем. Может быть, ей хочется прославлять вашу фамилию так, как ее прославила ее мать; может быть, вы закрываете глаза на это благородное намерение; но я имею менее снисхождения и объявляю вам, что если вы не вытащите ее из бездны, я разглашу о вашей угодливости при дворе; сделайте шум, а если нет, я сделаю его. Друг».

Пораженная Анриэтта бросила письмо.

— Благоволите мне сказать, что сделали бы вы, — сказал отец.

— Какой гнусный доносчик преследует меня таким образом? — закричала она.

— Не сделать того, что сделал я, — вскричал д’Антраг, — значило обесславить нас! Вы признаетесь в этом.

— О! — заревела Анриэтта, взяв опять письмо. — Чей это почерк?

Между тем дверь отворилась и Мария Туше, уже нарумяненная и раскрашенная, подошла к постели дочери. Увидев ее, д’Антраг встал. Анриэтта хотела спрятать письмо, но мать остановила ее движением руки.

— Я все знаю, — сказала она спокойно, — сын мне рассказал.

— И вы знаете также об этом письме? — спросила Анриэтта, с взглядом, требовавшим от ее сообщницы чрезвычайного внимания.

— И о письме также, дочь моя. Граф Овернский, прежде чем направился к королю, посоветовался со мной по своему обыкновению о том, на что надо решиться.

— Что же вы решили? — спросил д’Антраг, которому это торжественное уверение всегда внушало некоторый страх. — Если это письмо от врага, оно как будто намекает на мщение; а угадываю тут следствие какой-нибудь интриги.

Анриэтта побледнела, Мария Туше перебила своего супруга.

— Вы судите здраво, — сказала она, — это враг, это мщение, вот почему граф Овернский должен был сегодня же утром отправиться к этой особе.

— К кому?

— Это угадать нетрудно. Вспомните, кому интересно оставить для себя короля.

— Маркизе де Монсо! — вскричал д’Антраг. — Именно.

— Вы правы, я об этом не подумал.

— Это правда, — прошептала Анриэтта, сама обманутая спокойствием матери, — ей одной нужно отдалить меня. Знает ли она…

— Она знает все.

— Она имела подозрения?

— Спросите у Анриэтты, с каким свирепым лицом приняла она нас в этой встрече у женевьевцев.

— Когда она принудила короля отказаться от нашего гостеприимства, — сказала Анриэтта.

— Это может быть, — сказал граф, — у нее есть шпионы. Вот что серьезно.

— Вот почему я и послала к ней моего шпиона; он увидит короля в то же время и принесет нам впечатление обеих сторон. Не права ли я была?

Антраг одобрил вполне.

— Граф Овернский, — продолжала Мария Туше, — сообщил мне также о желании вашем призвать сюда ворожею. Я одобряю это. Примите ее сами. Вы, кажется, понимаете итальянский, Анриэтта?

— Вы, кажется, меня учили этому языку.

— Пошлите же эту итальянку, граф, как только она придет к моей дочери в моем присутствии, пусть наши люди видят, что никакой тайны нет. Потом, если сын мой пришлет кого-нибудь, пусть мне скажут.

Угодливый супруг поклонился и вышел. Мария Туше тотчас пошла удостовериться, не подслушивает ли кто у дверей. Потом, воротившись к изголовью Анриэтты, сказала тихо:

— Я полагаю, вы не обмануты тем, в чем я уверила вашего отца?

Анриэтта взглянула на нее испуганными глазами.

— Вы не предполагаете, — возразила Мария Туше, — что это письмо написала Габриэль д’Эстре?

— От кого же оно? — прошептала Анриэтта.

— Это ужасное письмо.

— Конечно…

— Оно от смертельного врага. Оно обещает неумолимое мщение. Оно возвещает невидимого шпиона, живущего в вашем доме, так сказать, в вашей мысли.