— Дядя Платон! Дядя Платон!..

Он подхватил ее на руки:

— Какая у тебя хорошая шапочка!

— Мама сшила… Ножницами чик-чик, потом иголкой… — Аленка прижалась к нему легким, невесомым комочком. Он вытер ей нос, поправил шапочку и вдруг почувствовал, как подступает комок к горлу. «Может, и увидеть не придется?..» Опустил девочку на землю:

— Беги!

Аленка топталась на месте, не уходила, стала рассказывать о том, как хорошо у них в садике: тепло-тепло, и она даже спит раскрытая. А еще о том, что мама опять начала учиться в этом, как его… инсинтунте. Ей очень и очень нужно учиться, потому что она хочет быть инжиреном… Вот как она, мама, сказала!

— Да, чуть не забыл! — спохватился Платон и, достав из кармана кулек с конфетами, сунул ей в руки. Постоял еще немного и быстро пошел к насыпи.

— Папа? — спросила воспитательница, когда девочка вернулась.

— Дядя Платон, — уточнила Аленка. — Он на поезде сегодня уедет. Далеко-далеко, и мама его не увидит.

— Вернется твой дядя. Он у тебя хороший.

— Мама говорит: лучше всех!

Подходя к доменному цеху, Платон услышал голос в репродукторе, который предлагал проверить часы. Было ровно пять. Ускорил шаги: еще столько дел и так мало остается времени! На остановке Заводская площадь вскочил почти на ходу в трамвай. Покатил на первый участок. Не мог он уехать, не простившись с Розой.

Узнав о его отъезде, Роза не удивилась. Мобилизация идет уже более недели. Пока что призывают выборочно. И видя, что Платон торопится, заговорила о Янке, о последнем письме от него. Закончив стажировку, Янка собирался приехать на побывку, но его зачислили в кадры и предложили выехать на запад. Пишет: уезжаю на новое место, а куда — видно, нельзя об этом. И еще она вычитала из письма непонятное: пересел на «рысака».

— Как это? — пожала плечами Роза. — В кавалерию, что ли, перевели?

— Вот оказала!.. С Р-5 пересел на И-16. Он же у тебя летчик-истребитель. Но об этом — никому… Понимаешь?

— Не маленькая. Я ведь тоже военнообязанная.

Времени было в обрез, и Платон стал прощаться. Поднявшись на цыпочки, Роза поцеловала его и, вынув из кармана платок, стала вытирать слезы.

— Ну, знаешь, если врачи начнут плакать…

— Врачи такие же люди.

— Не положено им!

— Я про Янку думаю, — пояснила Роза. — Может, уже в Финляндии? Письмо вон когда написано, еще в том месяце. Воюет, наверное. А может… — она всхлипнула. — Может, и в живых нет.

— Не спеши хоронить, не так это просто, как ты думаешь! А еще скажу, не будь бабой, ты же врач, черт побери! Тебя завтра могут вызвать и сказать: собирайтесь, пришло время и вам на фронт! Что, опять нюни распустишь?

— Не такая уж я изнеженная.

— Дело не в этом, а в сознании долга! — бросил Платон, сбегая с крыльца. — Счастливо оставаться!

Роза не ушла из поликлиники, хотя рабочий день кончился. Вернулась в кабинет, присела у окна, задумалась. И сторожиха, заглянув к ней, догадалась: неприятность у докторши. Хотела спросить — какая — и не осмелилась. Да мало ли о чем грустят молодые женщины!

Ввалившись в барак с кульками и свертками в руках, Платон поставил на стол вино, выложил закуску, пригласил всех, кто оказался не на работе, к столу.

— Так это — правда? И куда? — начались вопросы.

— Куда ж еще, як не на Балтыку! — пояснил Глытько. — Тилько по радио передавалы — начались бои под Выборгом. Про флот ни слова, но надо полагать…

— Страшные, наверное, бои идут, — протянул Климов.

— Нестрашных боев не бывает.

Разлив водку в стаканы, Платон поднялся:

— Ну, мужики, работать вам по-фронтовому! А тебе, Федор, особенно, за меня остаешься! Была бригада лучшей, такой должна и остаться. Вернусь, с тебя буду спрашивать.

— Даю слово, — поднялся Глытько. — Но может, скоро и мне вслед за тобой…

— Тогда другой разговор. А пока…

— За матроса Ладейникова! — поднял стакан Порфирий. — За будущего адмирала!

Открылась дверь, и на пороге вырос Родион Халява. Веселый, улыбающийся. В руках у него — сундучок.

— Пымали. Вора пымали!.. — возбужденно заговорил он. — И кто обокрал-то, да энтот же Глазырин!.. В каталажке сидит. А схватили его осодмильцы: на поезд, гад, поспешал, чтоб к себе в Челябу уехать. Билет заранее купил… Вот зараза! Все, значит, как следует, обдумал: и как цепь распилить, и энти, значит, винты ломиком…

— Да замолчи ты! — обернулся Федор. — Человек на войну уходит, а ты со своим сундучком. Пропади он пропадом!

— Кто, на какую войну?.. — раскрыл рот Халява.