Дерзко говорил с Мстиславом боярский выкормыш — глаз не опускал, улыбки от князя не прятал. В другое время примерно наказал бы его за дерзость Мстислав, но теперь только небрежным жестом отстранил с дороги; полуобернувшись в седле, сказал боярам:

— По дважды не мрут, бояре, а однова не миновать.

— Веди нас, князь,— трусливо потупясь, ответили бояре.

Только Захария промолчал. Задумался он, глядя на Склира.

— А ты почто молчишь? — спросил его Мстислав. Не приглянулся ему Ярополков милостник: хитер и коварен, а еще своенравен боярин.

В самый раз сбить с него спесь.

Понял тайные мысли Мстислава Захария, растерявшись под его взглядом, смиренно ответил:

— Дивлюсь храбрости твоей, князь. Но думаю так: не хвали ветра, не извеяв жита. А не подождать ли брата твоего Ярополка? Вот кабы ты в лоб, а он по загривку...

— Молчи! — осадил его Мстислав.

Обмерев от страха, Захария поперхнулся, закашлял и резво отпугнул коня в сторону. Князь проводил его гневным взглядом. Подумал: «У всех одно на уме». Осторожничают бояре, понимают: ежели что не так — недосчитаться многих голов. Да и он сам уж прикидывал: «Не

поможет господь, уйду к новгородцам. Повинюсь — примут. Зла я им не сотворил, на вольницу их руки не подымал. А то, что делить ушел Андреево наследство, не их забота. Испокон так повелось на Руси...»

— Вот у Кужляка и встанем,— распорядился Мстислав.

Расторопные отроки разбили на холме шатер. Уставшее войско разбрелось по Болохову полю. А когда стемнело, весь берег усыпали красные огни походных костров.

Давыдка сказал Всеволоду:

— Мужики за тебя, князь. Да и дружинники себе на уме, головы за Ростиславичей класть не станут...

Утром следующего дня с зарей началось. Воев у Юрьевичей было поменьше, чем у Мстислава,— шли они плотным строем, выставив перед собой копья и узкие щиты, шли молча. Мстиславова же рать катилась с горы со страшным криком, вразброд. Памятуя наставления дружинников, мужики не жалели глоток. Глотка что, глоткой поработать можно, не кровь мечом проливать...

Перед самой битвой Михалка попросил, чтобы его усадили на коня. Огненные мухи кружились перед его глазами, жаркое пламя жгло грудь. Не удержали бы меча Михалковы слабые руки, но дедовский древний обычай требовал, чтобы князь был впереди.

Выехал он перед войском под алую хоругвь, по одну сторону от него — Всеволод, по другую — Юрий Андреевич с Владимиром Святославичем. Все трое — молодые, ловкие: они и поведут воев в бой, они и принесут на конце своего меча победу или вечный позор. Знал Михалка,умом понимал и сердцем чувствовал — на новое его по хватит. Ежели нынче не войдет в Золотые ворота, то не войдет уже никогда. Смерть давно подстерегает его, но

разве жизнь измеряется лишь прожитыми годами? И не о спокойной жизни думал Михалка — до того ли? Думал он о том, как возьмет на щит вольный Новгород, как наступит твердой ногой на выю непокорной Рязани, а там — как бог даст...

Так думал Михалка, покачиваясь в высоком седле, а Всеволод недоумевал: отчего медлит брат? Или испугался холопьего крика?..

Широко, раздольно Болохово поле. С одной стороны его река, за рекой — деревня, с другой стороны — березовый лес, прямо — холм, за холмом — ровнехонькая дорожка на Владимир. Но не ступить на нее, не одолев Мстислава...

Горделиво пританцовывая рядом со Всеволодом на игреневом жеребце, Давыдка то и дело взглядывал на холм с алым пятном Мстиславова шатра: не там ли Захария, возле самого князя?.. Не скачет же толстый боярин впереди дружинников, не ведет их в бой, размахивая тяжелым крыжатым мечом!.. Ждет боярин окончания битвы, гадает — чья возьмет? И уж не за Михалку молится, не за Всеволода. Запродал боярин душу нечистой силе... Скоро, скоро сведет с ним Давыдка давние счеты. И за мать рассчитается, и за сестру, и за себя: потребует с боярина не гривну — гривной не откупится от него Захария.

Добрый сговор у Давыдки со Склиром. Чья бы ни взяла, привезет меченоша своего хозяина к березовому леску, дождется Давыдку у ручья. А Давыдка за то попечется о Склире — поможет добыть ему из Заборья Любашу... Добрый, добрый сговор у Давыдки.

Стоя под стягом и сняв шлем, Михалка перекрестился. Надвинув по локоть жесткую перщатую рукавицу, Всеволод вынул из ножен голубо сверкнувший меч и повел дружину свою прямо в сердцевину Мстиславова войска. А Юрий с Владимиром Святославичем стали обходить его с левого края, от Кужляка, прикрываясь тесно разросшимся по берегам реки черным ольховником. Так задумал Михалка: когда врубится Всеволод в княжеские порядки, ударить по Мстиславу с тыла.