Шрифт:
Концерт окончился поздно. Слушатели не расходились, словно ждали чего-то. Это была лучшая благодарность артистам за их концерт.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Накануне инспекторских стрельб в подразделениях начиналось особенное оживление. Шаеву и отсекру партбюро Макарову стоило больших усилий направить это оживление в главное и необходимое русло.
— Внимание, хлопчики, внимание. На сегодня занятиев хватит, — басил Поджарый, — перебросим до следующего разочка.
— Как до следующего? — спрашивало несколько голосов.
— Приготовиться к обеду, — объявил дежурный.
Казарма мгновенно наполнилась похлопыванием тумбочных дверок, звоном ложек и чашек.
— Так во, я и поясняю, — внушал Поджарый красноармейцу, — отдыхай, хлопчик. Тилько завтра поутру за молочком пульки не пущай.
— Вы мне черкните хотя бы десять строчек, — наседал редактор ильичевки на Сигакова, — как отделение готово к инспекторской.
— Что же писать? Завтрашний день покажет, как приготовились.
— Значит, заметочка обеспечена?
— От тебя не отвяжешься, сделаю, — отвечал командир отделения.
Агитатор Жаликов добродушно поругивал своего товарища. Тот успел оторвать клочок от газеты, завернул папироску и оставил бумажки еще «про запас».
— Разверни цигарку. Весь воздушный флот Франции закрутил. Беседу бы у меня сорвал. Цифры важные.
Красноармеец виновато развертывал папироску, расправлял клочок газеты, вынимал «запас из кармана» и отдавал Жаликову. Рассматривая обрывки газеты, тот говорил:
— Вот искурил бы у меня цитату японского премьер-министра Танаки, — и вслух читал: — «Для того, чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того, чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай». Понял? Это аппетитец! — причмокнул Жаликов. — Проще сказать: хапай все в руки и освещай лучами восходящего солнца. Политика-а! А ты бы десяток раз затянулся и оставил меня без цитаты, — он хитро подмигнул и добавил: — Танаку кури, только моих газет не трогай.
— Так во, я и поясняю, — опять басил Поджарый, — стреляй, но пульку за молочком не пущай.
— Станови-ись! — гремел голос дежурного.
И красноармейцы строились в две шеренги, Поджарый со стороны любовался начищенными сапогами.
— Тебе што, — говорил Жаликов, — ты проверил винтовку и спокоен, а тут за все отвечай перед политруком. Выкурил бы французский флот, Танаку…
— Равняй-йсь!
Строй смолкал.
— Замуслил газетку-то, склеивать придется…
— Кто там гуторит?
Опять Жаликов агитацию разводит.
— Неприятность у меня, товарищ старшина.
— Смирна-а-а! Напра-аво!
Казарма наполнилась топотом ног, связисты уходили на обед.
Аксанова назначили дежурным по стрельбищу. Встав на рассвете, по первому серебристому инею он ушел организовать связь на стрельбище. В восемь часов утра руководитель инспекторских стрельб объявил:
— Ночью поступило изменение приказа: поздразделения будут перестреливать четвертую задачу из ручных пулеметов…
Пораженный этой неожиданностью, Аксанов несколько растерялся: времени для переноски телефонных линий и постов связистов не было.
— Как же быть?
— Досадовать некогда, — спокойно сказал руководитель, — вы тут ни при чем, — и посмотрел в бинокль на белые мишени, стоявшие у горелого леса в конце стрельбища. — Больше 700 метров. Левее есть блиндаж, придется телефониста посадить туда.
— Не хватит кабеля.
— Это хуже. — Он подумал. — Задержимся с первым выстрелом.
— Разрешите послать за кабелем.
— Действуйте.
В девять был объявлен первый выстрел, и на линию огня вышли бойцы роты Максимцева, отработавшие все стрелковые упражнения на «отлично». И на этот раз рота показала самые высокие показатели по стрельбе. С бойцами Максимцева соперничали стрелки роты Кима, из батальонов на первое место выходил батальон Зарецкого.
Связисты стреляли последними. Им было труднее: требования к стрельбе предъявлялись такие же, как ко всем подразделениям, но роте приходилось еще и обслуживать стрельбище телефонной связью. Переволновались все изрядно: Овсюгов, Кузьмин, командиры взводов и старшина Поджарый. Связисты выполнили стрелковую задачу на «хорошо». Оценка эта была для них высокой. Лучшие результаты дало отделение Сигакова.