В доме в Кламаре было шесть комнат. Лидия и Евгения разделили обязанности: младшая сестра занималась хозяйством, а старшая была секретарем у Николая Александровича. Прислуги не держали. Если бы хозяева, дорожившие ими как аккуратными плательщиками, не сбавили плату за жилье, Бердяевым пришлось бы отказаться от этого дома. До приезда Бердяевых этот дом был в запустении. Лидия и Евгения привели его в порядок, расчистили сад, посадили цветы.

В дом Бердяевых был вхож Алексей Чурилин – химик, с 1935 года работавший в лаборатории известного французского ученого Луи де Бройля. Лидия относилась к Алексею, как к приемному сыну. В канун 1935 года Алексей хотел сделать для Бердяевых подарок. Лидия Юдифовна была посвящена, от Николая Александровича же сюрприз держали в секрете. Алексей принес радиоприемник, который сам сделал для Бердяевых. Приемник потихоньку поставили на камин, позвали Николая Александровича и Евгению. Звуки были очень чистыми и громкими. В этот день Бердяевы слушали музыку со всех концов Европы. Николай Александрович настраивал радиоприемник на разные волны, надеясь услышать Москву, но это не удалось. Вначале он подумал, что Алексей принес радио на праздник, и потом заберет его обратно. Но когда Николай Александрович узнал, что это подарок, он разволновался, говорил, что не может принять такую дорогую вещь от нуждающегося человека (Алексей долго был безработным). И только после того, как Лидия убедила Николая Александровича, что Алексей хотел отблагодарить их за поддержку, которую Бердяевы оказывали ему многие годы, он успокоился.

23 февраля 1935 года Николай Александрович был на собрании «Union pour la v'erit'e». Вернулся он очень угнетенным. На собрании был доклад о советских писателях. Бердяев считал, что в нем представлена идеальная сторона коммунизма в России, и совсем не освещены отрицательные моменты. Особенно тяжело подействовало на философа присутствие на собрании Ильи Эренбурга, к которому французские писатели обращались как к авторитету, представляющему русскую литературу. Писателю Бердяеву было очень горько видеть, что ответов на интересующие вопросы о России ищут у Эренбурга.

За три года до этого собрания вышла из печати книга Бердяева «О назначении человека» на русском языке. За это время на нее был лишь один отзыв, и тот – фельетон в газете «Последние новости». Ни один русский философ-писатель словом не обмолвился в печати об этой книге. Но когда в июне 1935-го книга вышла на французском языке, едва ли не каждый день Николай Александрович получал много писем с хвалебными отзывами от иностранцев. Габриэль Марсель, например, написал, что вместе с женой читает эту книгу с энтузиазмом, что она имеет для них обоих огромное значение, и что она должна оказать большое влияние во Франции. Уделяют книге Бердяева большое внимание и в Англии. Среди русских же – молчание.

В августе 1935 года Николай Александрович получил гонорар из Испании, и вместе с Лидией и Евгенией уехал на лечение в Виши на три недели. Стояла чудесная погода. Бердяевы жили в отеле «Plaisance», где Николай Александрович останавливался в течение семи лет. Гостеприимные хозяева, хорошая кухня, живописный парк, река… Но отдых – внешняя сторона, внутренняя работа у Бердяева, находился он в городе или в лесу, никогда не останавливалась.

Еще одна характерная черта Николая Бердяева – любовь к животным. Он очень горевал, когда покидая Советскую Россию вынужден был оставить скайтерьера Шульку. А в Страстную субботу 1936 года Лидия шла на почту и увидела черную собаку, голодную, грязную, без ошейника. Она подозвала ее. И животное с радостью откликнулось на зов. Опасаясь, что собаку могут забрать в фургон для бродячих животных, Лидия Юдифовна забрала ее в дом. Николай Александрович собаке очень обрадовался, но боялся, что найдется хозяин и им придется отдать ее. После Пасхи Бердяевы сообщили о своей находке в мэрию. Им ответили, что если собака без ошейника, и никто не заявил о ее пропаже, то они могут считать ее своей. Так в доме Бердяевых появилась собака. Николай Александрович радовался ей, как ребенок.

У соседей Бердяевых жил котенок, серый, пушистый, с белыми лапками и грудкой. Однажды он пробрался во двор к Бердяевым и не хотел уходить. Евгения несколько раз относила его к соседям, но котенок упорно возвращался. В конце концов соседка сказала, что котенок не хочет жить у нее, Бердяевы нравятся ему больше, и если они хотят, то могут забрать его к себе. Николай Александрович в это время был в Париже. Когда он вернулся, то первым в передней его встретил котенок. Он быстро освоился и, совершенно не боясь Бердяева, стал взбираться по его брюкам. Назвали котенка Мурри. Так в доме Бредяевых появился еще один домашний любимец.

Живя в Париже, Николай Александрович почти не общался с эмигрантами. С Мережковским, писавшим о нем грубые статьи, он не встречался долгие годы, не виделся и со Струве, также нападавшем на него в печати. С отцом Сергеем Булгаковым у Бердяева не было разрыва, но встречались они очень редко, разве что на собраниях и философских диспутах.

В 1938 году Бердяев получил скромное наследство от Флоранс Вест, друга семьи и поклонницы его философии – дом с садом в Кламаре. Несмотря на наследство, Бердяевы оставались стесненными в средствах. У философа было довольно странное отношение к деньгам. В эмиграции он не бедствовал, но часто нуждался и иногда не знал, чем будет жить через несколько месяцев. И поэтому он очень дорожил своим кабинетом с окнами в сад и библиотекой, но собственность интересовала его только как возможность быть независимым, свободным от проблем быта. Для Бердяевых завещание Флоранс Вест было поистине спасительным. Из-за поднявшихся цен они вынуждены были оставить квартиру, где жили десять лет. Дом оказался очень уютным, с небольшим садом, высокими каштанами, чем-то отдаленно напоминал старинную русскую усадьбу. Как только Бердяевы переехали, Лидия сразу повесила в столовой портрет Флоранс, чтобы их благодетельница всегда незримо присутствовала в доме.

1 сентября 1939 года германские войска вторглись в Польшу, 9 апреля 1940 года – в Норвегию и Данию, 10 мая – в Бельгию, Нидерланды, Люксембург, а затем через их территории – во Францию. 10 июня французское правительство эвакуировалось из Парижа и 14-го числа немцы без боя вступили в Париж.

Николай Александрович давно предчувствовал катастрофу, надвигавшуюся на Европу, и начало Второй мировой войны не стало для него неожиданностью. Начались бомбардировки, но философ к воздушным налетам относился довольно равнодушно. Ночью, просыпаясь от взрывов бомб, он переворачивался на другой бок и снова засыпал. В погреб Бердяевы не спускались. Николай Александрович даже увидел в налетах какую-то эстетическую сторону – иногда он смотрел на воздушный бой и находил это красивым зрелищем.

То, что происходило в Париже, напоминало первые годы Советской России. Во Франции введены карточки, повсюду очереди, пустые магазины, неуверенность в завтрашнем дне.

Войну Николай Александрович переживал не только как внешние события, но и субъективно, как внутренний опыт, как ощущение конца цивилизации и гибели культуры, несовместимость тоталитаризма с учением Христа. Оккупация была унизительна, Бердяев не мог спокойно смотреть на немецкие мундиры, и в июле 1940 года он решает покинуть Париж. На парижском вокзале паника – толпы людей стремятся уехать. Бердяевы попали в давку, едва не погиб кот Мурри. Чудом выбравшись из людского столпотворения, Николай Александрович сказал Лидии, что придумал последнюю главу своей книги, – работа мысли, как уже говорилось, не прекращалась у него ни при каких обстоятельствах. Бердяевы уехали в Пила под Аркашон. По злой иронии судьбы, через несколько дней после приезда в Пила появились немецкие войска.