Неуспехи Николая на самом деле объяснялись не тем, что он был неспособным учеником. Он воспринимал только то, что его интересовало. Он не мог просто зубрить, ему тут же хотелось в ответ на прочитанное развить собственные мысли. Экзамены были для него мукой. Однажды на экзамене по Закону Божьему кадет Бердяев получил единицу, и это по двенадцатибалльной системе. Такого в корпусе еще не случалось. Николай не мог конспектировать книги. Внутренне он не признавал никакого учителя и педагога. Его отвращение к принуждению уже в том возрасте вылилось в поиск внутренней свободы, пока еще свободы в познании – он стремился учиться только тому, чему хотел. Способности юноши проявлялись только тогда, когда он мог развить собственные мысли, а не повторять чужие. Он всегда сам составлял себе план занятий.

Николай очень хорошо ездил верхом и стрелял в цель. Это были единственные физические упражнения, которые он любил. Гимнастика казалась ему скучной, танцы не нравились, балы казались унылыми. Николай начал учиться верховой езде с девяти лет. Его обучал казак. Николай умел ездить и по-казачьи и по-кавалерийски. Особое наслаждение ему доставляла быстрая езда.

В течение шести лет Николай Бердяев учился строевой службе, и с завистью смотрел на студентов. Антипатия ко всему, связанному с армией, останется у него на всю жизнь. Позже его настроение портилось только от того, что ему на улице встречался человек в военной форме.

Одно время Николай увлекся живописью. У него были довольно серьезные способности к рисованию. Три года юноша учился в художественной школе, начал писать масляными красками. В Кадетском корпусе по рисованию был одним из первых. Но, видимо, настоящего таланта у него не было, а были способности и поиск себя, и как только он осознал свое истинное призвание, то сразу оставил живопись.

Чтение книг, размышления привели к тому, что однажды к Николаю пришла мысль: пусть он и не знает смысла жизни, но его поиски уже дают этот смысл, и этому можно посвятить всю жизнь.

Однажды почувствовав призвание к философии, Николай больше не задумывался, каким путем идти. Под философским призванием он понимал поиск истины и раскрытие смысла жизни, и вовсе не собирался становиться профессором или академиком. Это было ему так же чуждо, как и карьера военного. У его отца была очень хорошая библиотека, и неудивительно, что философские книги Николай начал читать очень рано как для мальчика своего возраста. Он прочитал Шопенгауэра, Канта и Гегеля когда ему было четырнадцать лет. Все это способствовало формированию в нем своего внутреннего, субъективного мира, который Николай противопоставлял действительности, миру объективному. Созерцая окружающий мир, он воспринимал действительность только через свое отношение к ней.

Николай воспитывался на русской литературе. Огромное влияние на Бердяева, как уже отмечалось, оказало творчество Л. Толстого и Достоевского. Понятие родины у Бердяева связано с «Войной и миром». Он всегда интересовался судьбами великих людей, но своих героев выбирал не среди завоевателей и государственных деятелей, а преклонялся перед гениями мысли. В то время очень популярной была серия книг издателя Флорентия Павленкова «Жизнь замечательных людей», насчитывавшая более 200 томов. Николай покупал эти книги, он с увлечением следил за судьбами замечательных, необыкновенных людей, вместе с ними переживал трагизм их судьбы. Юноша, осознавший свое предназначение, искал в них союзников. Больше всего в мировой литературе он любил пророков и книгу Иова, греческую трагедию, Сервантеса, Шекспира, Гете, Байрона, Гофмана, Диккенса, Бальзака, Гюго, Ибсена. С удовольствием читал исторические романы В. Скотта и А. Дюма. Из русской литературы, кроме Достоевского и Л. Толстого, более всего ему был близок Лермонтов, очень любил Тютчева.

С чтением Гегеля связан забавный эпизод. Николай ухаживал за одной из своих кузин. У нее, по моде того времени, была маленькая книжка в синем бархатном переплете, куда влюбленный юноша должен был записать посвященные даме сердца стихи. Но вместо стихов Николай записал ей в альбом цитату из «Философии духа» Гегеля.

Николай и раньше читал философские книги, но после произошедшего в нем переворота стал читать их с большей сосредоточенностью. Его мысль питалась не только книжными источниками, он обдумывал прочитанное, и у него иногда рождались мысли, совсем не похожие на мысли авторов, часто противоположные. У Николая уже в юности появилась собственная точка зрения на многие проблемы.

Бердяев по натуре своей был бунтарем. Отмечая эту его черту, в ранней юности ему подарили книгу с надписью «Дорогому протесташе». Он с детства решил, что никогда не будет служить, чтобы никогда не подчиняться никакому начальству.

Неудивительно, что Николай не смог приспособиться к военной дисциплине, – все, что требовало подчинения, вызывало у него бурный протест. Он ненавидел кадетскую форму, не подстригал коротко волосы, старался не встречать генералов, чтобы не становиться во фронт. Он остро чувствовал свою обособленность и не мог стать частью военного коллектива. Именно поэтому у него не было друзей в корпусе. Ему всегда казалось, что товарищи не понимают его. Это отчасти связано с его замкнутостью. Свои мысли он еще пытался выражать, но чувства его оставались скрытыми от окружающих. Это была некая самозащита, защита своего мира от посторонних глаз.

С ним неохотно играли в карты, потому что Николай легко мог прийти в ярость на своего партнера. Все это не способствовало товарищеским отношениям. По сути, он был одинок в корпусе, как и в любом другом обществе, но здесь у него не было возможности выражать себя, и он не хотел и не мог подчиняться кому бы то ни было.

Бердяев, натура тонко и болезненно чувствующая, испытывал некую брезгливость к жизни, как физическую, так и душевную. Он старался с этим справиться, но без особого результата. Брезгливость у него вызывала физиологическая сторона жизни, еда, например. Он был очень чувствителен к запахам, любил духи. Его попытка приятными запахами духов подавить неприятие тех вещей, которые были ему неприемлемы, кажется особенно трогательной, в этом было проявление некой беззащитности, хрупкости его натуры. В то же время он не считал себя эстетом, хотя ему нравились красивые лица, вещи, одежда, мебель, дома, сады. Пятно на одежде или обуви вызывали у Николая Александровича отвращение, и он стремился закрыть глаза, только бы не видеть этого. У него было очень острое зрение. Входя в гостиную, Бердяев сразу замечал все изъяны в лицах гостей, малейший прыщик не оставался им незамеченным. Философскую натуру очень угнетало, что в мире больше уродства, чем красоты.