– Хорошо, на неопределенно долгое время. И что дальше?

– Многие считали, что это не лучшая идея.

– Например? – Я сразу же подумала про общество Белых Часов.

Он снова рассмеялся. Тон его изменился – теперь он говорил так, будто обращался к ребенку:

– Некоторые не считают, что нам предназначено жить сколь угодно долго. Вечно. К примеру, с точки зрения группы местных прихожан, то, что пытался делать Даннингер – святотатство.

Я вспомнила, что где-то уже слышала об этом:

– Универсалисты.

– Были и другие. Помню, приходили люди из окрестностей, устраивали митинги, писали письма, собирали подписи под петициями, мутили воду. Я всегда думал, что именно из-за этого Даннингер и улетел.

– Думаете, он считал, что ему угрожает опасность?

– Не знаю, считал ли он, что его попытаются убить или сделать нечто в этом роде. Но его действительно пробовали запугать, а он, как мне казалось, был не способен противостоять угро зам. – Санчай вернулся к плите, снял кофейник, решил, что кофе готов, и разлил по трем чашкам. – И дело не только в религиозных деятелях.

– Кто еще? – спросила я.

– «Фонарщики».

– «Фонарщики»? Им-то какое дело?

«Фонарщики» были благотворительной организацией с представительствами почти в каждом крупном городе Конфедерации. Они пытались заботиться о тех, кто оказался без поддержки общества, – стариках, сиротах, вдовах. Когда обнаруживалась новая болезнь, «фонарщики» оказывали политическое давление там, где это было необходимо, добиваясь выделения средств на исследования. Несколько лет назад, когда лавина уничтожила маленький городок в Тикоби, местные власти позаботились об эвакуации выживших и возмещении им ущерба; но именно «фонарщики» долгое время заботились об инвалидах, утешали тех, кто потерял близких, следили за тем, чтобы дети получили образование. Уркварт и Класснер были «фонарщиками».

– Да, они сделали много хорошего, – сказал Бенни. – Можете не сомневаться. Но это не все. Если наступить им на мозоль, они могут стать фанатиками. Если они решат, что ты чем-то опасен – например, собираешься загрязнять реки или играешь со взрывчаткой, – приятного будет мало.

Кофе оказался неплохим. Запах был не слишком привычным для меня – возможно, из-за добавления мяты, – но в любом случае напиток был лучше того, что я пила у себя дома. Бенни покачал головой, сокрушаясь по поводу вероломства «фонарщиков» и непонимания людей вроде нас их истинной сущности.

Он наверняка преувеличивал. Я считала, что «фонарщики» – это те, кто всегда появляется на местах катастроф, раздавая горячее питье и одеяла.

– Они послали в лабораторию своих представителей, чтобы спросить Даннингера, как он собирается спасать человечество от застоя, когда люди перестанут умирать.

– Откуда вы знаете, Бенни?

– Эти люди постоянно делали все, чтобы добиться известности и представить другую сторону в как можно худшем свете. Они считали, что смерть полезна: позволяет избавиться от балласта. Да, они действительно так говорили. А когда не смогли ничего сделать с лабораторией, подняли шум в прессе. Какое-то время тут даже проходили демонстрации.

– В Приюте Эпштейна?

– Да. – Он потер затылок. – И потом, были еще «зеленые». – (Так называли тех, кого беспокоило влияние народонаселения на окружающую среду.) – А кое-кто говорил, что им придется обходиться минимальными пенсиями, так как правительство не сможет платить всем. Дошло до того, что в лабораторию пришлось нанять охрану.

– Бенни, вы знали кого-нибудь из них? Из охранников?

Он расплылся в улыбке:

– Черт побери, Алекс, я сам был одним из них.

– Правда?

– О да. Я проработал в охране примерно полгода.

– Значит, вы знали Тома Даннингера?

– И Мендосу тоже. Он приезжал пару раз.

– Они ладили?

– Не знаю. – Он задумчиво наморщил лоб. – Я ведь в основном стоял снаружи.

– Как Даннингер относился к тому факту, что у него есть противники?

– Ну… ему это не слишком нравилось. Он пытался всех убедить, давал интервью, даже побывал на одном митинге в городе. Но кажется, что бы он ни делал, что бы ни говорил, становилось лишь хуже.

– А что насчет Мендосы?

– Не знаю, общался ли он хоть раз с демонстрантами. Да ему это было и не нужно. Он иногда приезжал сюда, и все.

– Случались ли за время вашей работы чрезвычайные происшествия? Кто-нибудь пытался вломиться в лабораторию?

Бенни развернул стул, придвинул скамеечку и положил на нее ноги.

– Вряд ли в лаборатории хоть раз бывали посторонние. По крайней мере, при мне их не было. – Он немного подумал. – Иногда, правда, подходили к самым дверям, вешали плакаты прямо у меня под носом. Угрожали.