Шрифт:
«Зато есть перспектива остаться богатой вдовой», — подумал Сашка, разглядывая бриллианты, которыми Лена щедро себя увешала. Но вслух он ничего не сказал.
— Женщина после сорока лет уже никому не нужна, — продолжала исповедоваться вдова. — А жизнь в одиночестве меня пугала. К тому же… — Она сделала паузу, колеблясь, говорить или нет. — К тому же… за годы своих мучений я надеялась получить достойную награду. И мои надежды оправдались.
Сашка поднял бровь. «А она со мной откровенна! — подумал он. — Интересно, почему?»
— Вы когда-нибудь его любили? — спросил журналист.
— В том-то и дело, что никогда, — держа чашку обеими руками, грустно ответила вдова. — Он сам не давал мне такой возможности — его не за что было любить.
— А он вас любил. По крайней мере, мне так показалось.
— Откуда вы знаете? — Лена взметнула вверх накрашенные ресницы. — Ах да, я забыла… Вы же общались с ним незадолго до смерти. И что, он сам вам об этом сказал?
— Я присутствовал при последних минутах его жизни. Перед смертью он звал вас.
— Ну конечно! — Вдова раздражённо дёрнула плечом. — Я нисколько этому не удивляюсь. Когда ему было плохо, он всё время звал меня. А кого ещё ему было звать? Своих любовниц, что ли? Ни одна из этих проституток не стала бы для него ни нянькой, ни сиделкой. А вот я вполне годилась для этой роли!
— Хорошо, — задумчиво произнёс парень. — Если вы пытаетесь убедить меня, что в обстоятельствах смерти вашего мужа ни для кого не было ничего интересного, то зачем в дом, где он умер, сбежалось столько журналистов?
— Журналистам до всего есть дело, — ответила Лена. — Надо же им как-то отрабатывать зарплату. Вам ли этого не знать? А смерть моего мужа — какое-никакое, а событие. В масштабах маленького провинциального городка даже значительное. Ваша ошибка в том, что вы переоценили важность этого события. Такими суммами, как сто тысяч долларов, в наших газетах никто не оперирует.
«Зато такими суммами оперируете вы, — подумал Сашка. — К вам-то я в первую очередь и обратился, уважаемая мадам Штырь. Если вы заметили».
— Что ж, — сказал он и слегка улыбнулся. — Теперь я понял, что моя затея с самого начала была обречена на неудачу.
— Это как посмотреть, — глядя в чашку, ответила вдова. Парень навострил уши.
— Послушайте, — сказал он, стараясь придать своему голосу как можно больше мягкости. — Скажите честно, зачем вы пришли? Вам не кажется, что вы изливаете душу не тому человеку? Я аморальная личность, подлец, шантажист. Вы могли бы стать моей жертвой! Вы должны ненавидеть меня, а вместо этого сидите здесь и исповедуетесь. Зачем?
Поставив чашку на стол, Лена принялась рассматривать свои перчатки.
— Мне кажется, вы совсем не такой, каким хотите передо мной предстать, — тихо произнесла она. — Вся ваша затея с шантажом — это цепь случайностей и совпадений. Просто судьба распорядилась так, что вы ненамеренно оказались в гуще неких событий и решили попытаться извлечь из этого выгоду. Вы не злостный преступник — любой на вашем месте мог бы поступить так же. Соблазну подвержены многие, это понятно и простительно.
— Вы так считаете? — удивился Сашка.
— Да. И не только я. Вахак Зурабович, видимо, считает так же, раз он вас отпустил.
— Так всё-таки это он вас прислал? — напрягся журналист.
— Нет. К моему приходу он не имеет никакого отношения.
— Вы приехали на его машине. Я видел её из окна кухни, когда ходил за водой.
— Он просто предоставил её мне в пользование на сегодняшний день.
— Интересная вы женщина! — Парень взлохматил свою шевелюру. — Сначала вы долгие годы мучаетесь с нелюбимым человеком, приносите свою жизнь ему в жертву. А потом, едва похоронив его, приходите к первому встречному и изливаете душу. Вам в церковь надо идти, а вы пришли сюда! Да ещё и рассказываете мне, практически преступнику, какой я хороший! А вы не боитесь снова стать жертвой? Я ведь сейчас могу убить вас, снять эти вот ваши бриллианты и скрыться в неизвестном направлении!
— Вахак Зурабович вас найдёт, — ответила Лена. — Он многое о вас знает, вы забыли?
— Ах да, действительно, это всё объясняет. Но всё равно не оправдывает ваше поведение.
Сашка задумчиво посмотрел в окно.
— А я и не собираюсь ни перед кем оправдываться! — вдруг заявила вдова, повысив голос. — Вы не понимаете, что привело меня сюда? И не поймёте! Вам не понять, что ощущает женщина, которая шестнадцать лет сидела взаперти и только сейчас вырвалась на свободу. Я хочу жить, понимаете? Жить! А жить для меня — это быть свободной в своих желаниях, поступках и суждениях. Я устала без конца оглядываться на других, переживать, что скажут обо мне, осудит ли меня общество. Всё! Хватит! Я буду жить, как хочу, и делать то, что считаю нужным. И мне плевать, что скажут люди, плевать, прилично я поступаю или нет, плевать, чем это обернётся в конечном счёте! Женский век короток — много ли мне осталось? А у меня, наконец, есть деньги и масса нереализованных желаний! И я буду их осуществлять, чем бы мне это ни грозило. А ты… — Лена внезапно перешла на «ты», — ты хочешь со мной?