Не все диверсанты были столь предусмотрительны, особенно на фронте. Начав отступать, фашисты занервничали и изменили подход к подготовке разведкадров. Раньше он у них был прямо-таки ленинским, «лучше меньше, да лучше», на подготовку ни времени, ни сил не жалели, а тут начали массово засылать едва-едва обученных дилетантов. Совсем до смешного доходило — обыщешь бойца, возвращающегося в свою часть из госпиталя, и найдешь у него в вещмешке складной немецкий стропорез, нож парашютиста. Спросишь «откуда?», а в ответ: «Сосед по палате подарил на выписку». Ага, сейчас…

Кроме документов и ножа, Алтунин нашел початую пачку Казбека, коробок спичек и химический карандаш. Папиросы безжалостно разломал, но ничего, кроме табака, в них не нашел. Хорошо зная вражеские повадки, прощупал воротник рубашки задержанного, а также воротник и лацканы его пиджака, но безрезультатно — ампул с ядом там не было.

Пока местная фельдшерица перевязывала ему руку, задержанный молчал. Когда же девушка ушла, посмотрел на улыбающегося Алтунина и снова начал обзываться.

— Радуешься, холуй? Ну-ну, радуйся. Только помни, что цыплят по осени считают.

Сидели они в Красном уголке. Алтунин на стуле у двери, спиной к ней, а задержанный — в углу, на тяжелом кондовом табурете, к которому Алтунин привязал его ноги. Веревку кто-то из заводских принес крепкую, не разорвешь, да и вязать Алтунин умел, но ТТ на всякий случай держал в руке наготове. Задержанного предупредил, чтобы тот не рыпался не только с целью побега, но и с целью самоубийства, потому что пулю тогда он получит не в лоб, а в колено. Короче говоря, — на трибунале все равно присутствовать придется, но, возможно, с одной ногой вместо двух. Задержанный в ответ посмотрел на Алтунина как солдат на вошь (иными словами порцию презрения, плескавшуюся в его взгляде, описать было нельзя) и некультурно сплюнул на пол вязкой тягучей слюной.

— Так ведь сейчас самая осень, хоть и лето на дворе! — еще шире улыбнулся Алтунин. — Наша взяла, вашей больше нет. Как же не радоваться? И я не «холуй», а капитан милиции. Ясно тебе, предатель?

— Я никого никогда не предавал! — огрызнулся задержанный.

— Неужели? — не поверил Алтунин. — Я, к твоему сведению, во время войны в разведке был, да в СМЕРШе. У что-что, а немца, в совершенстве знающего русский, от нашего шкурника сразу отличу. Ты — самый настоящий предатель.

— Я — не предатель! — повторил задержанный. — Ты меня с Власовым и Трухиным [41] не путай! Это они предатели и шкурники!

— Вот в этом я с тобой полностью согласен. Только понять не могу, чем ты от них отличаешься? Они хоть солдаты, воевали с оружием в руках, а ты — диверсант…

— Они — подонки! — запальчиво перебил задержанный. — Особенно — Трухин! А я не такой!

— Вот с этого пункта попрошу объяснить подробнее, — попросил Алтунин. — Чем это Власов лучше Трухина и почему ты не такой? В смысле — не генерал? У тебя звание-то какое? Обершарфюрера [42] небось выслужил?

Поддел, конечно, намеренно, потому что видел, что перед ним не менее, чем капитан, а то и выше.

— Звание мое — гауптманн! — с вызовом сказал задержанный. — Власов лучше Трухина тем, что один раз присягу нарушил, а не два! Трухин сначала императору присягнул, потом вам, а потом немцам! А я присягу никогда не нарушал! Кому присягнул, тому и служу!

— Кому же? — ехидно поинтересовался Алтунин.

— России! — с гордостью ответил задержанный, вскидывая подбородок и выпрямляя спину — вариант стойки «смирно» в привязанном к табурету состоянии.

— Тебе бы в цирк поступить клоуном, — сказал на это Алтунин. — Далеко бы пошел, это я тебе точно говорю. Умеешь насмешить, умеешь. России он присягнул в абвере, ну и ну! Ребятам расскажу — со смеху лопнут.

— Абвер — это так, — нервно дернул головой задержанный. — Всего лишь средство… Ничего… Два раза вам повезло, а на третий не повезет… Бог троицу любит! Сотрут вас американцы с англичанами в порошок!

— Не сотрут, — спокойно возразил Алтунин. — Вспомнят, что случилось с Гитлером, и поостерегутся. А ты, я так понимаю, дворянин и монархист? Эмиграция, белой акации гроздья душистые, боже, царя храни и так далее? Ну и каково тебе на родине?

Задержанный отвернулся, демонстрируя нежелание продолжать разговор.

— Злишься, — констатировал Алтунин. — Злись на здоровье. Когда аргументов нет, остается только злиться. Ладно, соберись пока с мыслями, а потом мы продолжим. Уже не на отвлеченные темы станем говорить, а по делу.

Задержанного урку Алтунин начал бы «колоть» прямо сразу и уже бы, наверное, расколол. Попадались ему на фронте шпионы с диверсантами, которые раскалывались так вот, сразу. Но по Константину было видно, что с ним такой номер не пройдет, даже если вывести во двор и поставить к стенке, он не скажет больше того, что хочет сказать. Да и не стоило допрашивать его прямо здесь, на заводе, где легко могут подслушать. Вот в муровском автобусе уже можно будет начинать. Но для порядка Алтунин все же добавил: