«Сука! — подумал Алтунин, вспомнив надменную брыластую физиономию заместителя директора завода. — Ну тебе теперь из мягкого кресла прямая дорога на лесоповал. Лет на десять как минимум».

— Я не знаю, я не вдавался в эти расчеты. Деньги меня не интересовали. Мы с Бильфингером готовили акцию, остальные работали под руководством Карла, который «Павел». Он — корифей, любую технику знает отменно. Главный инженер его чуть ли не каждый день уговаривал остаться на заводе. Сразу обещал должность главного механика, комнату в заводском доме и прочие социалистические блага…

Про «социалистические блага» Алтунин пропустил, неважно.

— Мы с Бильфингером целыми днями рыскали по Москве, а они, оказывается, вон чем занялись… — Соловьев покачал головой. — Вот чувствовал я, что эти их отлучки для наладки оборудования на других предприятиях — только предлог, но доказательств у меня не было. «Иван» на все вопросы отвечал: «Подозрительно будет, если откажемся, деньгу зашибить все хотят»…

— В чем суть акции? Что вы собирались сделать?

— Бильфингер собирался. Я только проводил рекогносцировку и заводил знакомства. Он собирался в это воскресенье, в день парада утром угнать с одного из аэродромов самолет и таранить мавзолей во время парада…

— Что?! — хором спросили Ефремов и Алтунин.

— Угнать самолет, — повторил Соловьев. — Желательно — бомбардировщик с грузом бомб, но можно и любой. Бильфингер — ас, он летает на любой модели и на небольшом расстоянии сможет обойтись без штурмана. Как-то он сказал: «Над Москвой может заблудиться только слепой». И спикировать на Красную площадь. Прямо на мавзолей. Бильфингер уверен, что ему это удастся…

— Ты пиши, Алтунин, записывай! — сказал начальник, видя, что Алтунин перестал писать и только слушает.

Он протянул задержанному пачку, сам тоже взял новую папиросу, чиркнул спичкой и сказал:

— Теперь рассказывайте подробно — с какого аэродрома ваш командир собирается угнать самолет? С кем он там связан?

— Я подробно рассказываю, — выпустив одно за другим три кольца из дыма, ответил Соловьев. — Самолет он будет угонять в Кубинке, но больше я ничего не скажу, потому что подробностей не знаю. Кубинку и Тушино Бильфингер разрабатывал самостоятельно, я изучал аэродромы в Щелкове, Измайлове и Раменском, а Иван занимался Центральным аэродромом или просто делал вид, что занимается. Но Центральный отпал быстро, там очень сильная охрана, да и неудобно с него взлетать. На Тушинском шли репетиции парада, не до спокойного внедрения. У вас вообще трудно внедряться куда-то. Мне не удалось познакомиться с кем-то из тех, кто мог бы быть нам полезен, Бильфингеру тоже не удалось. Люди замкнуты, боятся заводить знакомства, разговаривать с незнакомыми. Болтун — находка для шпиона, так ведь?

— Наши люди соблюдают необходимую осторожность и не имеют склонности открывать душу первому встречному, — строго поправил Ефремов.

— Бильфингер решил напасть на аэродром. Тот, что в Кубинке, по его мнению, лучше всего подходит для нападения. В воскресенье предстояла акция. Подробностей я не знаю, но про то, что объектом нападения станет аэродром в Кубинке, он говорил. И мне говорил, и всем остальным. Подробности обещал сказать непосредственно перед акцией. Бильфингер кроме себя никому не доверяет…

«И правильно делает», — подумал Алтунин, быстро водя пером по бумаге.

— А еще он обещал перед акцией дать канал для ухода. Ему-то уже уходить никуда не понадобится, он с небес прямо на небеса отправится, а вот нам… То есть им… Ну, короче говоря, тем, кто останется жив… Эту информацию он обещал дать перед акцией.

— Где сейчас группа?

Дверь без стука приоткрылась, и в нее просунулся Семенцов.

— Товарищ майор, там приехали за…

— Пусть ждут! — не глядя, ответил Ефремов.

Семенцов исчез.

— Где сейчас группа? — повторил Ефремов.

— Не знаю. У Бильфингера осталась одна законсервированная явка, настолько секретная, что он не давал нам адрес. Последняя явка. Мы договорились, что в случае каких-то чрезвычайных происшествий будем искать друг друга на Центральном рынке…

— Рынок большой, — хмыкнул начальник отдела. — Где именно?

— У входа, там, где табаком торгуют. В пять часов вечера или в десять утра. Если Бильфингер не придет, то все. Тогда каждый сам за себя…

Все посмотрели на висевшие над дверью часы, а начальник отдела еще и на наручные, для пущей верности. Часы показывали двадцать минут девятого…

В половине одиннадцатого смертельно уставший, но очень довольный Алтунин вышел из Управления, пересек наискосок пустую Петровку и свернул в Успенский переулок. Он шел, наслаждаясь прохладой и тишиной. Начальник отделения на прощанье пригрозил: «Придешь завтра раньше десяти — арестую!», а сам остался работать.

Алтунина терзали два взаимоисключающих желания. Хотелось на днях наведаться в гости к Надежде Лапиной и пригласить ее пойти вместе с ним на парад. Ну и погулять потом, в кино сходить, например… А еще хотелось попасть в число тех, кто в ночь с субботы на воскресенье сядет в засаду возле военного аэродрома в Кубинке. Но туда хрен пустят, поимкой диверсантов ребята из госбезопасности займутся. Допросят еще раз Соловьева, наверное, — уже допрашивают, и организуют засаду по всем правилам оперативной науки. Значит, проблема решается сама собой — на парад с Надеждой. Тем более что на воскресенье начальник твердо обещал выходной. Так и сказал: «Заслужил, Алтунин». Значит, так тому и быть.