Уже сидя в машине, Белухин спросил:

— Давно этот деятель в торговой сети?

— Без малого лет двадцать.

— Во-во! Помните, что Петр Первый говорил: «Ин­тендант, прослуживший в армии два года, уже приго­ден к повешению». Суду все ясно, суд удаляется на со­вещание.

Всегда благодушный, улыбчивый, Мороз неожиданно вскипел:

— Что тебе ясно, стажер, что? А ты знаешь, что этот Чеботарев — ветеран Отечественной, что у него три ордена, семь медалей и пять ранений? Что он первый сиг­нализирует нам о жуликах и спекулянтах? Расстроил ты меня, Николай, ну тебя...

— Евгений Игоревич, — оторопело лепетал кур­сант, — но ведь бывает...

— Бывает, — проворчал Мороз, постепенно успо­каиваясь. — Бывает, и медведь летает — когда с кручи падает. Подозрение без оснований — оскорбительно. Запомни это, стажер.

Некоторое время ехали молча.

— А как же дочка? — робко спросил Белухин, боясь вызвать новый взрыв начальственного гнева. — Об­ложка-то с ее именем...

— Разберемся, — буркнул капитан неприветливо, останавливая машину перед зданием универсама.

Когда они вошли в кабинет директора, Чеботарев под­нялся из-за стола и, прихрамывая, пошел навстречу Мо­розу с протянутой для пожатия рукой. Белый халат распахнулся, и Белухин увидел на лацкане пиджака орденские планки в несколько рядов.

— Евгений Игоревич, дорогой, помогите. Ваш кол­лега такого страху на меня нагнал. Какая-то сумка, какие-то сто тысяч — ничего не понимаю. Вопиющая нелепица!.. Евгений Игоревич, ну, вы же меня знаете.

Мороз обеими руками стиснул руку директора.

— Успокойтесь, Василий Трифонович, мы вас ни в чем не подозреваем. А Колю Белухина простите — стажер. Молодой еще, неопытный, может и брякнул что лишнее — от чрезмерного усердия.

— Нет, я понимаю: какие-то основания у вас есть. Но поверьте моему честному слову...

Выждав, когда Чеботарев грузно опустился в кресло, Мороз уселся напротив.

— Я уверен, Василий Трифонович, со временем все выяснится. Но... но сейчас нам действительно очень нужно узнать, как попала обложка, надписанная вашей дочерью, в сумку с деньгами.

— То есть понятия не имею. Какое-то чудовищное стечение обстоятельств.

Директор нажал кнопку. Вскоре на столе появился расписной поднос с тремя чашками ароматно дымяще­гося кофе и тарелками, на которых соблазнительно алела нежирная ветчина и маслянисто поблескивала твердокопченая колбаса.

— Попробуем, Василий Трифонович, разобраться вместе. — Капитан вынул фотокопию бывшей обложки и положил на стол. — Посмотрите внимательно — вдруг что-нибудь вспомнится?

Директор поднес фотокопию к глазам.

— Могу с уверенностью сказать, что к школьным де­лам тетрадь отношения не имеет. Видите, вверху типо­графское «для...». В этом месте Иола обычно писала: для уроков по математике, химии, литературе... Здесь же ничего нет. Пейте кофе, юноша, а то остынет.

— И что это может означать? — заинтересовался Мо­роз, отправляя в рот второй бутерброд с ветчиной.

Чеботарев наморщил лоб, вспоминая.

— Сколько лет прошло... В шестом классе Иола не­ожиданно увлеклась поэзией. Декламировала Есенина, Маяковского, Цветаеву, исписывала их стихами целые тетради. Не исключено, что эта — одна из них.

— Любопытная мысль. Твое просвещенное мнение, Коля? — обратился Мороз к Белухину. Тот безучастно пожал плечами, от былой активности не осталось и следа. — Василий Трифонович, могла ваша дочь дать переписать стихи подруге?

— Почему бы и нет? Могла дать, могла потерять, могла выбросить.

— Ну, это вряд ли, — подал наконец голос Белухин. — Стихи, да еще таких поэтов, не выбрасывают.

— Правильно, стажер! — поддержал капитан. — Значит, остановимся на весьма вероятном предположе­нии: тетрадь со стихами дана на время одной из подрут, а та...

— Зажилила, — подсказал курсант.

— Скажем мягче — забыла отдать, — улыбнулся Мо­роз. — Как, кстати, Василий Трифонович, попадаются вам забывчивые покупатели?

— Есть забывчивые, есть, как не быть. Вот только попадаются далеко не все.

— Не ленитесь составлять протоколы, присылайте их к нам. За повторные мелкие хищения, по новым зако­нам, можно привлекать к уголовной ответственности. Итак, тетрадка со стихами предположительно осталась у одной из школьных подруг. У кого?.. Василий Трифо­нович, нам нужно поговорить с Иолантой.