Шрифт:
— Заткнись! — оборвал ее Крутов.
— Ага, не нравится! То ли еще услышишь! Так, говорит, и передай своему красавцу: «Будет Танечку преследовать, своими руками придушу. Трупом у него на пути лягу».
— Я сказал — заглохни!
Но Ирину уже ничто не могло остановить, она вошла в разоблачительский раж.
— Думаешь, не знаю, что тебе от нее нужно? Дом захотелось к рукам прибрать, на богатство ее позарился. Дом действительно ничего, губа у тебя не дура. Особенно если своего угла нет. Только не бывать тому, Крутов. Не бывать! Не бывать! Она твои мерзкие планы раскрыла! Понял?
— Молчать! — взревел Крутов, бросаясь на Ирину. Пухова, обороняясь, выставила навстречу стул ножками вперед.
— Ты страшный человек, Крутов! У тебя глаза убийцы. Ты способен .убить человека, если что не по-твоему. Ты и меня убьешь когда-нибудь.
— Боже, какую чушь ты городишь, — простонал Крутов. Сел за рояль, устало уронив руки на клавиши. Рояль глухо загудел.
Этажом выше Мороз вел беседу с директором Дома культуры Сорокиным — маленьким вертлявым человечком лет пятидесяти. Выяснив все обстоятельства вчерашней стычки между подростками, капитан стал исподволь расспрашивать об участниках вокально-инструментального ансамбля.
— Быть может, музыканты играли слишком буйно? Могло так статься, что от их игры и возникла драка? Такие случаи бывали.
— Навряд ли, — директор поправил очки в броской заграничной оправе. — Конечно, Крутов — фанатик рока, умеет зажечь публику. Но репертуар у него — выдержанный.
— Вы еще скажете — высокоидейный, — подковырнул Мороз.
— Нет, этого не скажу. Репертуар самый разнообразный, но, повторяю, — проверенный. Я сам был в комиссии, когда обсуждали программу.
— А что за человек этот Крутов? — как бы мимоходом полюбопытствовал капитан.
— А вас, собственно, что интересует? — Остренький взгляд поверх очков. — В каком, так сказать, аспекте?
Мороз неопределенно щелкнул пальцами.
— Ага, понятно, — кивнул Сорокин. — Значит, так... Образование среднее музыкальное, у нас трубит четвертый год. Всего себя отдает работе, не жалея личного времени. Сколотил вполне приличную джаз-банду.
— С деловыми качествами полная ясность. А как с моральными устоями?
— То есть вы имеете в виду это? — Директор опрокинул в рот воображаемую рюмашку.
— И это тоже, — подтвердил капитан.
— На работе не замечал. Ни пьянок, ни гулянок. С этой стороны претензий нет. Но одна слабинка все же имеется.
— Именно?
— Питает слабость к слабому полу.
— Вот как? — Мороз повернулся к Белухину. — Коля, заткни уши — тебе еще рано такое слышать. Конкретно?
— Есть тут методист Ирина Пухова. Завлекательная, скажу вам, женщинка. Ну, и не только она... — Сорокин сделал многозначительную паузу. Мороз терпеливо слушал, надеясь выудить полезную для дела информацию. — Алик наш — такой ходок, что ты! Не пропускает и совсем молоденьких. Например, его видели в обществе некоей Танечки, восемнадцати лет. Каково?.. Алику-то, шалунишке, — вдвое больше! Но самое пикантное состоит в том, что эта Танечка — дочь подруги нашей методистки, за которой одновременно и с успехом ухлестывает Крутов.
— Стойте, стойте, — в шутливом ужасе поднял руки Мороз, — Что-то очень сложно получается. Дочь подруги методистки...
— Но это же так просто, — осклабился Сорокин. — У Ирины есть подруга, а у подруги — дочь. И наш доблестный юбколюб Крутов пасется и тут, и там. Знаете: ласковое теля двух маток сосет...
Директор, кажется, всерьез гордился необыкновенными способностями своего подчиненного по части покорения женских сердец.
— Понятно, — с облегчением перевел дух капитан.— Ладно, особого криминала я тут не вижу. Если здоровье позволяет, пускай тешится, это его личное дело. Скажите, а с фарцовщиками Крутов не связан?
— Н-не знаю... нет... навряд ли, — опасливо мямлил директор. — А почему вы спрашиваете?
— Потому, уважаемый товарищ Сорокин, что фарцовщик легко становится валютчиком. А в сумке, принадлежащей вашему работнику Крутову, найдено около ста тысяч рублей.
Директор на минуту потерял дар речи.
— С-сто тысяч?.. Я не ослышался?
— Да, да! Если точнее — девяносто шесть. Вы можете пригласить Крутова сюда?
— Да-да, конечно! Я сейчас же позвоню дежурной. И директор плохо повинующимися пальцами стал крутить телефонный диск.
Разговор в репетиционной продолжался, но уже тоном ниже. После истерического выплеска чувств Ирина разразилась слезами и... успокоилась. Она подошла к сидящему у рояля Крутову, положила руки ему на плечи.
— Алик, что у тебя было в воскресенье? Ты поссорился с Полиной?
— А, что говорить! — отмахнулся Олег. — Эта грубая вульгарная баба закатила форменный скандал. Такую кричалку устроила...
— А ты?.. А ты?.. — не смея вымолвить смутной догадки, повторяла Ирина.