Что подтверждает сказанное выше в связи со значением Окуджавы в сохранении и в эмиграции лучшего из культурного наследия, из культуры, в которой мы росли и на которой были воспитаны.

Примечание: некоторые факты, озвучившие этот текст, стали мне известны из бесед с Анатолием Постоловым (Лос-Анджелес), Леонидом Духовным (Сан-Франциско) и Анатолием Штейнпрессом (Бурбанк), за что не могу не быть признателен моим собеседникам: их информация и явилась базой для размышлений, приведенных выше.

Петр Вегин

Этот великий Поэт и Человек настолько дорог каждому из нас, настолько вошел в наши души, что стал бесценен каждый штрих, каждое свидетельство его жизни. Мы не представляли, что он может уйти, и даже — при всей любви и восхищении — не до конца предполагали, как много значил для каждого из нас Булат Окуджава. Пустота, возникшая после его ухода — самое точное доказательство этого.

Те, кого он одарил своей дружбой — счастливые люди. Поэтому свидетельства Александра Половца дороги и бесценны для всех, в чьих душах живет Булат Окуджава. О нем будет еще много написано, но эти свидетельства — первые.

Их связывали многолетние близкие отношения, не только литературные, но и чисто человеческие — мужская дружба. Записи, которые вел в ту пору Александр Половец, сделанные им фотографии сегодня не имеют цены.

Лично я должен отдать дань автору — и уверен, что, прочитав эту книжку, все со мной согласятся — с какой тактичностью он беседовал с Булатом, никогда не навязывая ему своих вопросов, своих позиций, зачастую даже оставаясь в тени, только бы не упустить ни одной детали, мысли, ощущения Поэта. В этом не только высокий профессионализм, но и удивительное почтение к Человеку.

Читая страницы этой книжки, я все время слышал неповторимый голос Булата Окуджавы. Пусть же и каждый, кому посчастливилось слушать его стихи и песни на сцене или в узком дружеском кругу, испытает те же ощущения простого, но волшебного чувства общения с этим безукоризненным Человеком и великим рыцарем русской Поэзии.

Стрелки замедляют движение…

Теперь — ближе к нашим дням.

…Помню, кто-то позвонил Аксенову: «Вася, сейчас по радио передали — тебя советского гражданства лишили!»

— А пошли они все… — спокойно, почти без паузы прокомментировал писатель услышанное, будто давно готовый к подобному обороту. И правда, — чего еще, собственно, было-то ждать от них, ничтожных и пакостных.

В Вашингтоне, где вот уже 15-й год живут Аксеновы, я оказался почти неожиданно: решившись в последний момент участвовать в конференции Американской газетной ассоциации, я позвонил писателю уже из отеля, находившегося в «городе Пентагон» — да, да, есть, оказывается, такой район американской столицы, названный по расположенному здесь военному ведомству.

Спустя день мы навестили общего приятеля, Мишу Михайлова. Вернувшийся только что из Югославии, Миша выставил на стол привезенные оттуда совершенно потрясающие деликатесы и наливки — что при нынешних событиях на его родине явилось для нас полной неожиданностью. Отведав всего понемногу под Мишин отчет о поездке — а рассказ, учитывая диссидентское прошлое нашего приятеля и его писательское настоящее, был весьма красочен — мы с Аксеновым отсели в дальний угол комнаты.

Поговорив о том, о сём, вспомнили университетскую конференцию в Филадельфии, где незадолго до этого провели несколько дней, после чего обратилисъ к другим темам. Здесь, с согласия Аксенова, я включил магнитофон, и весь последующий час старался как можно реже перебивать Василия Павловича — лишь, когда мне казалось необходимым направить определенным образом нашу беседу. Кто-то из подошедших чуть позже гостей пытался вернуть нас за стол, втянуть в общую беседу — что мы и сделали, но позже.

И если приведенный ниже текст в какой-то степени поможет читающему его взглянуть на наш мир глазами писателя Василия Павловича Аксенова — свою задачу я смогу считать выполненной.

Словом, вот что у нас получилось.

Начали мы, как говорят, с текущего момента.

— Из всех нынешних кандидатов в президенты США Клинтон кажется Аксенову приемлемым более других, — напомнил я писателю наш недавний разговор. — Нет ли здесь противоречия образу «нового американца»? По устоявшемуся стереотипу выходец из России должен быть консервативен и, соответственно, тяготеть к правым республиканцам. Клинтон же плоть от плоти либеральной части американской господствующей верхушки. Вероятно, твой выбор выражает определенное мировоззрение, сформировавшееся в эмиграции…

— Да нет тут никакого особенного мировоззрения-то, Саша, — не согласился Аксенов. — Во-первых, я не очень консервативен, как мне кажется. Но и не особенно либерален — в том смысле, который этому придается чаще всего.

Я бы сказал, что я либеральный консерватор. Или консервативный либерал, — рассмеялся он. — А что касается Клинтона — как-то в Америке уж принято, что президент остается на второй срок. Хотя совсем какой-нибудь никудышный не остается… — поправил себя Аксенов. — В этом заключается, если хочешь, некий элемент стабильности системы.