Обезоруженный Руби, сразу доставленный из подвала на третий этаж для допроса, в полувменяемом, лихорадочном состоянии, по пути хвастливо заявлял окружавшим его полицейским: «Если бы я планировал это, я не мог бы выбрать лучшее время… Это был один шанс на миллион…». Поднимаясь по лестнице, он повторял: «Надеюсь, я прикончил этого сукиного сына… Это избавит ваших ребят от многих забот…». На вопрос, зачем он сделал это, Руби отвечал, что «не хотел, чтобы госпожа Кеннеди вынуждена была вновь вернуться в Даллас на процесс и пройти сквозь такое испытание из-за этого сукиного сына».

После задержания Руби демонстрировал уверенность в том, что совершил благое дело — смыл позорное пятно с Далласа за гибель президента. Сотруднику президентской охраны он с гордостью заявил, что «показал миру, что еврей может обладать силой воли». Вообще расценивал свой поступок как геройский, вопрошая: «Я был прав, убив Освальда…

Можно ли по-другому относиться к человеку, покаравшему убийцу президента?» Руби не сомневался, что его задержание продлится недолго и после соответствующих юридических формальностей он будет освобожден.

Как только несколько сот человек, находившихся у здания полицейского управления в ожидании перевода Освальда в тюрьму, узнали, что он застрелен, толпа взорвалась аплодисментами и радостными выкриками.

Друзья и сослуживцы Руби были шокированы, узнав, что он убил Освальда, но считали, что это вписывается в рамки его импульсивного характера.

Во время первого свидания с братом Руби рассказал: «Когда я спустился в подвал и увидел ухмылку на лице Освальда, то подумал, ах ты, сукин сын, выхватил револьвер и выстрелил в него».

Ива высказала убеждение, что выстрел явился следствием взрывного темперамента ее брата и, возможно, был совершен под влиянием комплекса мотивов.

Находясь под арестом, Руби часто давал интервью прессе, охотно беседовал со следователями, писал сам и получал немало писем.

Брат Эрл нанял для защиты Руби известного адвоката из Сан-Франциско Мелвина Белли, который согласился бесплатно взяться за дело, а потом написать книгу. Совершенное Руби деяние в Техасе квалифицировалось как убийство без отягчающих обстоятельств, а в большинстве других штатов — как непредумышленное убийство. Предусмотренное максимальное наказание не превышало пяти лет заключения.

Упомянутый адвокат построил свою тактику защиты клиента на его тяжелой наследственности, доказательствах болезненного психического состояния в момент совершения преступления, рассчитывая добиться освобождения Руби от ответственности. Однако 14 марта 1964 года после менее чем часового обсуждения жюри присяжных признало Руби виновным в предумышленном убийстве, на основании чего он был приговорен к смертной казни.

Представитель стороны обвинения на процессе Руби, Билл Александер, помощник окружного прокурора, в 1992 году в своем интервью назвал ошибочной позицию адвоката, следствием которой стал смертный приговор его подзащитному: «…Он вел эту богодухновенную защиту, а Джек день за днем разваливался, он выглядел все хуже и хуже. На него было жалко смотреть к концу процесса. Вместо превращения его (Джека) в героя, Белли выложил все детали пребывания матери Джека в доме для умалишенных и сделал то же в отношении самого Джека. Тому хотелось лишь встать и сказать: «Я застрелил парня, потому что он убил моего президента». Но Белли вывернул наизнанку всю его семью. Это было унизительно для Руби. Я и сейчас чувствую вину перед ним. Это раздавило остававшееся у него достоинство» (Познер. С. 400).

После ареста психическое состояние Руби стабильно ухудшалось, а приговор ускорил распад психики. Боязнь преследования евреев, появившаяся в результате антипрезидентской публикации, приобрела характер навязчивой идеи. Ему казалось, что под полом его камеры идет резня миллионов евреев, над городом появляются самолеты, чтобы бомбить евреев. Он жаловался сестре, что слышит и видит евреев, кипящих в масле, и ему приходят видения, что брат Эрл и его дети подвергаются расчленению. Надзиратели замечали, как он прислоняется ухом к стене и произносит: «Тсс!.. Слышите стоны? Они там в подвале мучают евреев». Под влиянием всего этого он советовал сестре самой уйти из жизни. Делал попытки покончить с собой, бился головой о стену, пытался повеситься. В камере у Руби был портрет президента Кеннеди, и он целовал его в течение дня. Ива заявила комиссии, что ее брат Джек впал в безумие.

Руби находился в таком состоянии и во время опроса комиссией 7 июня 1964 года по поводу его просьбы о прохождении испытания на полиграфе. На этом он настаивал с декабря 1963 года, считая, что с помощью такого теста докажет свою непричастность к какому бы то ни было заговору и развеет распространяемую о нем ложь. На указанной встрече он заявил комиссии, что его привязывают к убийству президента, чтобы возвести вину за это страшное преступление на еврейский народ и начать его истребление. Во время беседы он терял контроль над собой и рыдал.

За время изоляции Руби девять раз обращался с просьбой отправить его в Вашингтон, мотивируя это тем, что только там он сможет, не боясь за свою жизнь, сказать «всю правду». «Заговорщики» истолковывали это так, что, находясь в безопасности, Руби даст правдивые показания о существовании заговора против президента и своем участии в нем. Другая сторона — «одиночники» — объясняла, что Руби стремится в столицу для того, чтобы опровергнуть обвинения в каком-либо заговоре, знакомстве с Освальдом и добиться нового судебного процесса. А кроме того, объявить, что угроза его жизни является частью программы истребления евреев, осуществляемой американским фашистским Обществом Джона Берча.