Матюша.И что же?

Александра.И больше ничего. И это всегда и снова… Только продумайте до конца эту мысль и бесстрашно. Довольно с вас ее одной.

Кладет бледную руку на плечо к Ольге.

Ольга (улыбаясь ей влюбленно).Скука — последняя легкость жизни.

Аглая (встает и подходит к ней. Кладет ей обе руки на другое плечо).Спойте… Вы будете настоящая.

Ольга (вся содрогаясь).Не трогайте меня. У вас слишком легкие руки.

Аглая.Легче скуки?

Ольга.У скуки руки каменные… (Вскакивает, стряхивая руку Александры и руки Аглаи.)О, Боже, оставьте меня обе! Нет любви, и каждый — один! Я знаю, кто я, настоящая. Я испугавшаяся, я испугавшаяся. (Стон из-за занавеси. Ольга подходит к каюте. Вся наклоняется к занавеси. Тихо.)Мне страшно. (Оглядывается.)Близко утро.

Таня.Да, конечно, это она, та бедняжка, у умирающего.

Аглая (глубоко).Бедняжка у умирающего. Она не виновата. (Подходит к Тане, берет ее руки.)Дайте бедненькие руки. Да они холодные. Милый (трогает плечо Матюши),обернитесь к ней. Смотрите, она вас любит. (Передает ему руки Тани.)Согрейте их.

Кладет обе руки на его плечо и, наклонившись к нему слегка, смотрит сверху прямо, лучезарно.

Матюша (весь взволнованный).Слушайте, чего вы хотите от меня. Я любил ее, теперь люблю другую. Только я не подл, не палач. Это старая история. (Смеется грубо.)И вечно вновь нова! (Хнычет.)Ну чем я виноват? Она замерзает, что ли?.. Танечка, Танечка, гляди — я не счастливее!

Аглая (повертывается вся к Тане).Милая сестра, не плачь. Это ничего, боль. Боль любви — минута, творящая ее вечность. Это нам дано так на земле любить — тесно, пленно и с несносною болью. И как мы умеем страдать, любя! Боже, Боже, как ужасно умеем страдать! Перетерпи, поймешь! (Протягивает руки ко всем)Не бойтесь боли, и плена, и слепоты… Только скуки бойтесь. (К Александре.)Вы говорили, что жизнь — скука. Страшна скука!.. (Ищет воздуха, тяжело переводит дух.)Пепел — гасит… (Еще тяжело глотнув воздуха, глубоким голосом.)Искра несет «пожар на неудержных крыльях» {146} … пожар… вселенской Любви…

Слабеет, качается на ногах. Всплескивает руками в воздухе, ища опоры. Ваня бросается к ней.

Аглая (идет, опираясь на плечо Вани, истощенная, к своему месту. Шепчет тихо, прикрыв глаза).Милые волны! Танечка, слышишь — они трутся о корабль? А там далеко… дома… набегают на песок… отбегают… (Вбирает воздух с трудом, как бы бредит.)Набегают… еще… обеты… (Трижды ударяет колокол.)Слышите звон?..

Падает у своего места на круг канатов. Ваня едва успевает поддержать ее. Сидит вся, как бы переломленная в поясе, глубоко уронив голову и плечи к коленям. Ваня прикладывает стакан к ее губам. Она пьет с жадностью.

Яша.Пейте, скорее пейте. Когда глаза закрываются, так страшно! Что вы говорили? Я едва понял, едва расслышал, но все это красота, как вы, как вы!

Ваня (к Яше).Молчите. Вам вредно волноваться.

Яша (к Аглае).Мне совершенно все равно — вред. Жизнь такая обыкновенная. А у вас все удивительное. Только вот что я знаю: это удивительное и есть правда, больше правда даже, нежели все остальное.

Ольга (подходит к Аглае).Я знаю, кто вы. Вы… сестра того умирающего там. (Указывает на завешенный вход в каюту.)У вас такое же спаленное внутренним пламенем лицо и непомерные глаза. Только вы белая, а он темный, как пустынник Он ваш брат, тот пламенный любовник!

Занавес у каюты колышется, раздвигается. Анна выходит. На ней темно-пурпуровое длинное, свободное платье; такая же накидка, отчасти переброшенная через голову, свисает на лоб, закрывая низко опущенное лицо. Она проходит быстро, отяжелелым шагом, к заднему углу рубки и скрывается за ним. Долгое молчание. Ольга идет к прежнему месту, берет руку Александры.

Ольга.Пойдем. Эта пурпуровая женщина красива и страшна. Здесь что-то случается. Посмотрим.

Александра.Никогда ничего не случается!

Уходят за рубку вслед за Анной. Матюша плетется, как бы невольный, лунатичным шагом за ними.

Аглая (Ване, душным шепотам).Она!.. Она!.. Ваня, я не могу… мне тесно… (Плачет.)Ах, никогда нельзя измерить своих сил, что можешь и чего не можешь… (Кричит душно, как бы вырываясь из себя самой.)Ваня, Ваня, удержи меня!