Шрифт:
Андерсу показалось, что отец избегает любых эмоций, направленных в его сторону.
— Знаешь, мы собираемся жить вместе. — Наконец-то он это сказал.
— Не знаю, как ты сможешь осилить плату за жилье.
— Я хотел обсудить этот вопрос, пока нахожусь здесь. Значит, я могу пригласить Эрику на следующей неделе?
— Да, если хочешь. Договорись обо всем с фру Карлссон. Она должна будет приготовить спальню для твоей гостьи.
— Мы собираемся жить вместе,отец. Думаю, здесь она могла бы поселиться у меня в комнате.
— Я считаю, что не стоит демонстрировать такое отсутствие моральных принципов перед фру Карлссон.
— Отец, дело не в моихморальных принципах. На дворе двадцать первый век.
— Я знаю, но даже твоя мать, как бы далека она ни была от реальности, понимала, что личную жизнь необходимо держать в секрете. Фру Карлссон приготовит комнату для твоей подруги. А уж где вам спать, решайте сами.
— Ты сердишься на меня?
— Ни в коем случае. Я ценю твою прямоту, но надеюсь, что и ты сможешь понять мою точку зрения. — Отец говорил точно так же, как у себя в офисе, не повышая голоса и сохраняя непоколебимую уверенность в собственной правоте.
Эрика приехала на поезде в первую неделю июля. Она засыпала Андерса историями о своих попутчиках. На ней были джинсы и ярко-красный пиджак, а за спиной — громадный рюкзак с учебниками. Она сказала, что собирается заниматься по утрам, а потом обедать с ним вместе каждый день.
— Отец наверняка захочет пригласить нас в какой-нибудь роскошный ресторан, — нервно заметил Андерс.
— Тогда тебе надо будет приодеться, — сказала она.
— Я говорил не о себе, я имел в виду…
— Не беспокойся, Андерс. У меня есть и туфли, и платья, — ответила девушка.
Это оказалось правдой. Эрика выглядела сногсшибательно в маленьком черном платье с накинутым поверх него палантином цвета фуксии и лодочках на высоком каблуке, входя в любимый ресторан Патрика Алмквиста. Она внимательно слушала и задавала умные вопросы, не стесняясь, рассказывала о своей семье — о чертенятах-близнецах, о маминой работе в такси и об отцовском ресторане, где подавали тридцать семь разновидностей маринованной селедки. Она непринужденно упомянула об их поездке в Лондон и о том, какой гостеприимной хозяйкой оказалась мать Андерса. И даже открыто говорила об Уильяме.
— Вы, вероятно, не знакомы с ним, мистер Алмквист — ну, из-за всех этих обстоятельств, — но он очень приятный человек. Специально отыскал для нас паб в Бермондсли, где играли на никельхарпе,потому что Андерс ее любит. Мы вместе ужинали в ресторане — там был потрясающий потолок из золотой мозаики. Он владеет телевизионной компанией, вы это знали? К сожалению, Уильям настоящий капиталист, и он против социальных выплат: называет их ярмом у себя на шее. Но с нами он был очень щедр и заботлив. Это лишний раз доказывает, что нельзя предвзято судить о людях.
Андерс тревожно поглядывал на отца. Мало кто мог позволить себе говорить с главой компании «Алмквист» в подобной манере. Обычно его собеседники не затрагивали в разговоре социальное неравенство и привилегии. Однако Патрик был традиционно невозмутим. Он словно беседовал со случайной знакомой. Ни разу отец не поинтересовался учебой Эрики, ее мечтами и планами на будущее.
Андерс гадал, существуют ли вообще какие-то темы, кроме их компании, которые могли бы его увлечь.
Эрика осталась довольна знакомством.
— Твой отец просто немного зашоренный, — сказала она. — Как и все его поколение. Моего папашу интересуют исключительно налоги на алкоголь да отток клиентов в Данию — они ездят туда на пароме за дешевым спиртным. Мама бредит идеей организации женского такси. Твой предок зациклен на налогах, ценных бумагах, трастах и тому подобном. Это ихобраз жизни. Перестань все драматизировать.
— Но ведь так жить нельзя! — настаивал Андерс.
Эрика пожала плечами.
— Почему же нет. Твой отец так живет, жил и будет жить. Важно тебепонять, чего хочешь ты.
— Уж точно не превратиться в его подобие. Не хочу жить только компанией. Быть зашоренным — так ты сказала?
— Значит, избавляйся от шор. Может, сходим куда-нибудь вечерком, послушаем музыку?
Эрика смотрела на вещи реально. Она совершенно спокойно восприняла необходимость притворяться перед фру Карлссон, что они спят в разных спальнях. Проявление уважения — вот как она это назвала.