– Вы что творите?

– Снимаю с вас это убожество.

Не снимает - сдирает, ткань трещит и рвется.

А рубашка, между прочим, любимая, разношенная, мягонькая и в цветочек. Кажется, в незабудки. Или маргаритки? В ботанике Люта была не сильна.

– Нет!

– Почему?

– Я… я не привыкла голой спать!

– Ничего, - подол рубашки полетел на пол.
– Это вопрос времени. Уверяю, привыкнете, и вам даже понравится. Да и кто сказал, что мы с вами сейчас спать собираемся?

– Вы…

– Да? Когда?

Скалится. И смотрит прямо в глаза… нет, хорошо, что в глаза.

– Когда, - Люта сглотнула, - пришли сюда…

– Люта…

…нет, целуется он хорошо, лучше кузена, но все равно неудобно как-то.

Неприлично даже.

И без одеяла.

– Открой глаза.

– Неа.

– Открой…

– А… а вы тогда перестанете мне в ухо дышать? И кусать его не надо. Пожалуйста.

Кажется, просьба Люты ему не понравилась. Нахмурился…

– Я… я вас понимаю, - Люта скрестила руки на груди, попыталась во всяком случае, поскольку груди определенно было больше, чем рук, а остатки рубашки едва-едва попу прикрывали.
– Вы пришли исполнить супружеский долг.

– Вроде того.

Он почему-то отстранился и сел на краешке кровати. Сгорбился. Обиделся, наверное. Но Люта же не виновата, она с детства не любит, когда ей в уши сопят, а все из-за братца, чтоб его… он говорил, что что-то важное сказать надо, и непременно шепотом, а когда Люта соглашалась, орал… и кусался, нет, давно уже, но Люта с тех пор все равно, когда к ушам прикасаются, нервничать начинает.

– А я вам мешаю?

– Исполнять супружеский долг?
– уточнил муж.

Она кивнула и, вспомнив о тайнике, вытащила из-под перины коробку.

– Хотите конфету?

Супруг протяжно вздохнул. Он выглядел таким несчастным, что Люте стало его жаль. Она села рядышком и осторожно погладила по плечу.

– Вы не переживайте. Я сейчас настроюсь, и мы все сделаем.

– Это как?

Конфету он взял.

И правильно, сладкое - успокаивает, а то он с этой свадьбой извелся весь.

– Ну… а как надо? Я лягу и буду лежать себе тихонько, а вы исполните… только, можно вас попросить?

– Не дышать в уши?

– И это тоже, я с детства не люблю, но вообще… - Люта почувствовала, как краснеет.
– Вы когда сверху ложиться будете, то постарайтесь как-нибудь так, чтобы меня не раздавить.

Муж подавился конфетой.

– Просто вы тяжелый… с виду… нет, не в том смысле, что толстый… Большой… крупный… ну вы поняли, да?

– Понял, - откашлявшись, сказал супруг.

Больше говорить было не о чем, и Люта, сунув леденец за щеку, попыталась сосредоточиться… получалось не очень хорошо. Еще и муж рядом… сидит, сопит, поглядывает искоса, то на Люту, то на часы. А она не виновата, что не умеет сосредотачиваться быстро.

Был, правда, один способ, который всегда помогал.

– Леди… вы поете?

– Напеваю.

– Гимн?

– Да…

– Зачем, позвольте спросить?
– супруг сунул жестянку с леденцами под перину.

– Морально готовлюсь, - Люта поерзала.
– Мама говорила, что нужно очень хорошо подготовиться морально, и тогда все пройдет как надо. А… что, вам сильно мешать будет?

И не удержавшись, добавила:

– Вы же музыку любите.

Муж поднял с пола ошметки ночной рубашки и, зачем-то сунув их под подушку, предложил:

– Леди, давайте спать.

– Уже?

Она еще настроиться не успела.

– Просто спать, - муж произнес это уставшим голосом.
– Вы на левой стороне, а я на правой. Или как там хотели?

– А долг?

– Боюсь, что исполнить супружеский долг под гимн я не сумею. Слишком торжественно.

– А… а как тогда?

Он только рукой махнул, а уточнять, что сей жест значил, Люта постеснялась. Она подобрала одеяло и, устроившись на своей половине кровати, завернулась в него.

И подушку подвинула подальше от центра.

– Свалиться не боитесь?
– желчно поинтересовался супруг, впрочем, сам же устроился на краю.

Отвечать Люта не стала.

Ну его…

Проснулась она от холода.

Одеяло исчезло, а подушка, под которую Люта попыталась спрятаться, явно была маловата. Люта зевнула и села. Огляделась.

Понятно.

Одеяло лежало на полу, но со стороны мужа, который, презрев заключенный накануне договор, вольготно расположился поперек кровати. Он лежал на спине, широко раскинув руки, и спал.