Или успокоимся и ограничимся тем, что имеем? Ведь это так хлопотно — искать, ломать в спорах копья и устоявшиеся представления, двигать историю в ту самую глубь, у которой, может, и дна-то нет!

Знания беспокоят, отягощают, обязывают. Не зря же предостерег нас древний мудрец, сказав, что «от многого знания много печали».

Но будем помнить и великого русича Ягилу, обронившего в своей бессмертной деревянной книге вот эти скорбные и обнадеживающие слова:

«И НИЧТО ЕЩЕ НЕ ЗАВЕРШИЛОСЬ ДО КОНЦА».

2009–2010 гг.

В это утро он проснулся рано. Сна — ни в одном глазу. И во всем теле — такая бодрость и свежесть, будто уже проделал привычную утреннюю зарядку, ополоснулся холодной водой и только ждал момента, чтобы сорваться и побежать на работу.

В душе тоже было что-то новое, необычное. Того и гляди запоешь «Нас утро встречает прохладой». Однако дело было совсем не в прохладе, тем более, что в квартире, как всегда, было душно, а в чем-то другом, непривычном и непонятном. Похоже, ей чего-то хотелось — тоже свежего и необычного. Больше того — она, душа его, не просто хотела, а уже предчувствовала и даже верила, что все это непременно случится. Прямо сейчас, вот-вот. Стоит только подняться, размять тело комплексом давно заученных упражнений, постоять под холодным душем…

Но он чувствовал себя так бодро и легко, что никаких упражнений и водных процедур делать не стал, скоренько умылся, оделся и побежал на кухню сооружать себе завтрак. Сооружать однако ничего не пришлось — завтрак уже был готов и ждал его на столе, источая приятный аромат слегка пережаренного лука и яичницы.

— Ну, вот и ты! С праздником тебя, Свистунов! Садись, заправляйся, веселый мой человек, — жена встретила его улыбкой.

— Спасибо, — растерялся Свистунов, — и тебя тоже… с праздником. — И не очень уверенно поцеловал жену в щечку, чего не делал уже много лет.

В окно кухни светило раннее весеннее солнце, на столе его ждал (тоже впервые за много лет) заботливо приготовленный завтрак — разве ж это не праздник? Подумал и засомневался: душа предчувствовала и ждала чего-то другого. Хотя и это хорошо, однако не слишком ли мало? Заглянул в душу, но та не отозвалась, занятая своим загадочным предчувствием. Видно, этой яичницы ей тоже было маловато.

Однако чем дальше — тем больше. Когда Свистунов покончил с яичницей и чаем и заторопился к двери, жена протянула ему заранее приготовленный и изрядно тяжелый пакет.

— Это тебе на обед. Не забудь друзей угостить, раз у тебя сегодня такой день. А уж вечером…

Он не расслышал, что будет вечером, потому что уже был на лестнице, а через минуту и на улице, где весело светило раннее весеннее солнце, влажно поблескивали подмерзшие за ночь лужицы, на еще голых тополях кричали грачи.

На пути к остановке трамвая ему попалась длинная заледеневшая лужа. Свистунову она понравилась. Разбежавшись, прокатился, — понравилась еще больше. Ему было так весело и хорошо, душа в нем так пела и ликовала, что он, как школьник, принялся с азартом кататься и катался до тех пор, пока не упал.

При падении он выронил пакет, отчего в нем что-то подозрительно звякнуло, а в ушибленной голове вдруг стало светло-светло. Наверное, из-за этого Свистунов как-то сразу вспомнил, что сегодня у него действительно особенный день — пятнадцатое апреля, день рождения. И не обычный, что неизбежно случается каждый год, а пятьдесят пятый в его жизни. Своего рода юбилей! Жена знала, помнила, даже поздравила, а он так заработался, что забыл. Собственный день рождения забыл, ну разве ж так можно!..

Подняв пакет и заглянув в него, он еще раз тепло подумал о жене: надо же, не забыла, сто лет не обращала на этот день внимания — и вдруг…

Додумать свои мысли о жене он не успел, потому что увидел на дне пакета тускло поблескивающие осколки стекла. Извлек один — от бутылки. Понюхал — пахнет. Чем пахнут в России такие емкости, объяснять не надо. От удивления, а еще больше от жалости Свистунов только присвистнул:

— Вот те и раз! Проздравился называется. С юбилеем тебя, дорогой Никита Аверьянович! Многая, многая тебе лета!..

Как ни жалел, как ни горевал, а не удержался — рассмеялся. Проходивший мимо гражданин не преминул остановиться и полюбопытствовать, отчего в такое раннее весеннее утро да в таком тихом переулке такой, знаете ли, подозрительный смех. На каком, дескать, основании и по какому, мол, праву.