Шрифт:
Саймон Темплар по прозвищу Святой дружелюбно улыбнулся и попросил счет. Музыканты, зевая, стали играть очередную танцевальную мелодию, но певцы и танцоры ушли со сцены уже полчаса назад, а закон [106] своей суровой рукой стал сметать алкоголь со столов. Было два часа ночи, и большинству завсегдатаев «Пэлас Роял» предстояло еще отвлечься на работу, прежде чем снова прийти сюда в следующую полночь.
— Может быть, вы и правы, Клод, — снисходительно сказал Святой.
106
Закон о защите королевства (Defence of the Realm Act),принятый в 1914 г., запрещал ночным клубам работать после 2 часов ночи.
— Я не сомневаюсь, что я прав, — сказал мистер Тил сонным голосом. Потом, когда Саймон положил на тарелочку пять фунтов, он усмехнулся: — Хотя я и знаю, что вы любите над нами смеяться.
Обойдя столы, они по лестнице поднялись в вестибюль отеля. Это был один из тех редких случаев, когда мистер Тил мог наслаждаться компанией Святого, не мучаясь подспудными размышлениями о том, что же из этого выйдет. Уже несколько недель его жизнь была сравнительно мирной. До него не доходило никаких новых слухов о беззакониях Святого, и в такие моменты он не без искреннего удивления признавался себе, что мало что доставляло ему больше удовольствия, нежели вечер с веселым авантюристом, который задал полиции больше загадок, чем ей когда-либо удастся разгадать.
— При случае заходите ко мне, когда я буду расследовать какое-нибудь дело, Саймон, — сказал Тил в фойе, проявляя потрясающую щедрость, причиной которой отчасти было вино. — Вот и увидите, как мы на самом деле работаем.
— С удовольствием, — сказал Святой, и даже если в его глазах в этот момент и промелькнула тень улыбки, то она была лишена всякого коварства.
Он надел свою мягкую шляпу на гладко причесанные темные волосы и оглянулся по сторонам с той небрежной бесцельностью, которая в такое время суток обычно предшествует прощанию. Три человека вывалились из лифта рядом с ним и шумно, чуть нетвердой походкой направились к выходу. Двое из них — высокий человек с тонкой полоской черных усов и коренастый краснолицый мужчина в очках без оправы — были в плащах и шляпах. Третий, похоже, провожал гостей. Это был обрюзгший мужчина лет пятидесяти пяти, неуклюжий, с круглой лысой головой и мясистым носом, глядя на который всякий бы предположил, что этот человек выпил больше остальных — и так оно и было на самом деле. У них у всех был потрепанный и неуклюжий вид промышленных магнатов, у которых наконец-то выдался свободный вечер.
— Это Льюис Энстоун — вон тот, носатый, — сказал Тил, который знал абсолютно всех. — Он был бы одной из самых крупных шишек в Сити, если бы поменьше прикладывался к бутылке.
— А остальные двое? — спросил Святой без особого любопытства, потому что уже знал ответ.
— Мелкие рыбешки. Эйб Костелло — это высокий — и Жюль Хэммел.
Мистер Тил задумчиво пожевал свою мятную жвачку.
— Если с ними произойдет что-нибудь нехорошее, мне будет интересно узнать, где вы находились в этот момент, — добавил он с угрозой.
— Если что-нибудь и произойдет, то без моего участия, — смиренно сказал Святой.
Он закурил и без особого интереса посмотрел на троицу гуляк. Хэммела и Костелло он знал по приснопамятной истории с мистером Титусом Оутсом [107] , но мужчина, находившийся в особенно сильном подпитии, был ему неизвестен.
— Вы же понимаете, ребята, да? — жалобно говорил Энстоун, любовно обвив руками плечи своих гостей (только благодаря этому он и держался на ногах). — Это же бизнес. Я ведь не злой. Я жену люблю. И детей тоже. И вообще. Если смогу вам помочь — обращайтесь.
107
Отсылка к рассказу «The Unfortunate Financier» («Злополучный финансист»), напечатанному в том же сборнике, что и публикуемый рассказ.
— Вы так добры, дорогой друг, — сказал Хэммел с туманной торжественностью, типичной для того состояния, в котором он находился.
— Давайте вместе пообедаем во вторник, — предложил Костелло. — Поговорим кое о чем, что вас может заинтересовать.
— Ага, — сказал Энстоун нетвердо. — Пообе… пообедаем… Во вто… во вторник. Ик…
— И про детей не забудьте, — доверительно сказал Хэммел.
Энстоун хихикнул.
— Да уж не забуду! — сказал он и принялся старательно разыгрывать непонятную пантомиму: он сложил руку в кулак, поднял вверх большой палец, а указательный палец вытянул и направил между глаз Хэммелу.
— Руки вверх! — с серьезным видом скомандовал он и тут же снова впал в истерическое веселье, к которому присоединились его гости.
Они расстались у входа после многочисленных рукопожатий, похлопываний по спине и продолжительного пьяного веселья, и Льюис Энстоун осторожными неуверенными шагами направился к лифту. Мистер Тил взял новую пластинку жвачки и пренебрежительно скривился.
— Он здесь остановился? — спросил Святой.
— Он здесь живет, — сказал детектив. — Он здесь жил даже тогда, когда мы точно знали, что на его счетах нет ни пенса. Помню, однажды…
Он стал рассказывать длинную историю с горячностью человека, которого случившееся лично задело. Саймон Темплар слушал вполуха, но его слух был отлично натренирован: Святой умел в нужный момент напрячь внимание, если только дело принимало сколько-нибудь интересный оборот и могло закончиться приключением. В противном случае он оставался пассивен, куря сигарету и рассеянно глядя в пространство. Он обладал способностью думать о нескольких вещах сразу, и ему как раз было о чем поразмыслить. Где-то на середине рассказа он понял, что мистер Тил однажды потерял на бирже деньги из-за каких-то акций, которыми спекулировал Энстоун. Но в этой неудаче не было ничего, что могло бы привлечь его внимание, и негодующий монолог детектива давал ему прекрасную возможность спланировать еще несколько деталей атаки на очередную жертву.